Читаем Великий Моурави 6 полностью

приняться за дела царства. И каждый раз он под разными предлогами отказывался,

наполняя мое сердце ликованием. Но с

таким князем, как Шадиман Бараташвили, и с таким азнауром, как Георгий Саакадзе,

лучше жить в мире. И я снова

посылал гонцов в Сабаратиано, наполняя свои послания красноречивыми доводами и

упреками, что князь в трудную пору

обрекает меня на одиночество. И снова восторгался, получая туманные обещания

прибыть своевременно.

Возможно, он, перл Марабды, ждет возвращения Непобедимого? Его не

напрасно подстерегает разочарование, ибо

объединение всех грузинских царств и княжеств под моим скипетром станет той

пропастью, которую не перешагнут, чтобы

встретить друг друга, князь и азнаур. Для меня выгодна эта преграда, для бога

тоже, - ибо дружба "барса" и "змеи"

противозаконна! Да будет известно: прыгающий должен прыгать, ползающий -

ползать, иначе... расшалившись, они могут

опрокинуть трон".

Хосро-мирза, царевич Кахети, ставленник могущественного шаха Аббаса,

вздрогнул. Открыв глаза, он пытливо

оглядел "зал оранжевых птиц", остановил свой взгляд на Кериме и весело

рассмеялся...

- Тут я, о мой повелитель, весь превратился в слух, - продолжал Керим,

- ибо испугался слишком долгого молчания

Хосро-мирзы. "О Керим, ты словно добрый вестник, - так начал говорить

повеселевший царь Картли. - Слава аллаху,

предопределившему мне написать такой ферман, ибо и я видел Моурави в ореоле

славы Непобедимого. Но еще один

ферман повезешь ты, о Керим, для княгини Хорешани. Пусть, когда захочет,

вернется, одна, или... с мужем, или еще с кем

пожелает. Носте тоже перейдет обратно к владельцу, награжденному им за

доблесть".

- Не хочешь ли ты, Керим, сказать, что будущий царь скрепил печатью

такие ферманы?

- Аллах свидетель, скрепил, ага Дато, и как раз они со мною.

Воцарилось молчание. Дареджан робко вскинула голову и тотчас опустила:

"О защитница всех скорбящих,

подскажи Моурави дать согласие!"

- Оказывается, я когда-то не напрасно подсунул шаху Аббасу этого

хитрого политика Багратида Хосро взамен

благородного, но бесхитростного Багратиони Луарсаба Второго... И не раскаиваюсь,

ибо не трудно понять, кто для Картли

важнее. Думаю, хитрец недаром открывает мне возможности мирно вернуться в

Картли, но он тешит себя надеждой, что

только о возвеличении его трона буду я печалиться. Пусть раньше подумает, как

сделать, чтобы дым очагов народа

подымался густой и синий, чтобы "обязанные перед родиной" уходили на битву

веселыми, не опустошая закрома своих

дарбази, чтобы князья сняли дорожные рогатки, ибо пошлиной за проезд через их

владения они снижают торговлю и еще

больше обедняют народ, лишая его возможности продать излишек и купить

необходимое. И еще: на войне весь народ

грудью защищает отечество, а трофеи делят между собою только владетели.

- А азнауры нет?

- И азнауры не должны самовластно делить то, что не ими только

заработано. Ты не усмехайся, мой Папуна, я

говорю не о трофеях, взятых в далеких странах, немало и я добыл их в чужеземных

владениях.

- Хорошо добыл! - возмутился Дато. - Скажи лучше, сколько себе оставил?

- Полтора шаури на заплату для цаги! Все на оружие и на улучшение

хозяйств народу роздал.

- Э, Димитрий, не совсем так: отдавал народу часть доходов от личных

земель, а надо, чтобы народ от всего царства

прибыль получал. Так вот, все трофеи должны поступать в "сундук царства", и

пусть сам царь с честными мдиванбеками

определяют, сколько кому и за что следует и сколько надо оставить на постройку

крепостей, мостов, на украшение городов.

- Дорогой Георгий, ты забыл про церковь, - засмеялся Дато, - этого тебе

никогда не простят!

- Об этом не следует беспокоиться, церковь всегда о себе напомнит. И

если я что-нибудь понимаю в царях, то этот

Багратид, Хосро, не станет препятствовать мне объединить Грузию в одно царство и

притворится непонимающим, когда

мы, азнауры, - скажем, с ничбисцами - начнем гнать с наших земель не только

мусульман, но даже их тени.

Спросите - почему? Хосро - царевич-грузин и собирается царствовать

единолично и долго. Добавлю: царствовать

от "Никопсы до Дербента!" Как при солнцеликой. А для такого величия трона ему

нужно признание всего народа, а не

только князей, стяжателей всех земных благ. Он все не хуже меня понимает - и

потому, что не раз в Исфахане говорил с

ним об этом, и потому, что хорошо знает, что представляет собою изгнанный

народом царь. Итак, решено: мы, мои

соратники, вернемся в Картли и будем выполнять давно нами намеченное. Да

возвеличится наша любезная родина! Да

царствует в ней царь, нужный народу, а не мне и Шадиману!.. И вот еще главное:

запомните все - и ты, мой Автандил, и ты,

мой Иорам, продолжатели рода Георгия Саакадзе, "первого обязанного перед

родиной": "Счастлив тот, у кого за родину

бьется сердце!"

И вновь наступила тишина, но не гнетущая, а торжественная. Все понимали

значение этого часа.

Саакадзе оглядел свою семью и облегченно вздохнул: "Вместе ли, или без

меня, но моя семья вернется на родину, к

очагу прадедов, без которого нет на земле благополучия".

Ночной мрак слил горы и равнину, стены и минареты, лишь изредка стража

вздымала тусклые фонари, зловеще

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза