Великий Моурави 6

принялся рвать цепи. Звон их рассеял последнюю надежду Дато: нет, происходящее

не отвратный сон. Сразу припомнилось,

как недоумевал он вчера, когда из "щедрого" кувшина везира беспрестанно хлестало

зеленое, как глаза змеи, вино. Он еще

подумал: "Пьянею"...

Послышался шум откидываемого засова. Вошел какой-то турок в засаленной

куртке и равнодушно поставил перед

ними глиняную чашу и заплесневелые лепешки. Дато, расплескивая похлебку, ногой

отшвырнул чашу и приказал отнести

собачью еду верховному везиру, иначе он окованной рукой проломит тюремщику

башку. Турок в страхе вытащил из-за

кожаного пояса нож, попятился к дверям, за которыми виднелась стража с

обнаженными ятаганами, и исчез.

Тотчас в боковой нише приоткрылась незаметная железная дверца, и

ворвался Бежан. Он один не присутствовал на

пиру, ибо Папуна, уложив его в своей комнате, приказал до утра не приходить:

мальчику еще рано видеть омерзительную

рожу Хозрев-везира. Сейчас Бежан, дрожа, поведал, как спрятался он за угловой

диван и сквозь бахрому видел, с какой

яростью башибузуки Хозрев-паши, науськиваемые чухадаром, разграбили весь дом,

унесли ценности, оружие, не оставили

даже кухонного ножа.

- Осторожно разведай, каким путем мы можем выбраться на улицу, - тихо

проговорил Саакадзе.

Бежан порывисто метнулся к нише, чуть скрипнула железная дверца. Мутный

зеленоватый свет был неподвижен,

как болотная вода.

Никогда еще с таким трепетом не ждали "барсы" возвращения вестника.

Мучительно тянулись минуты, похожие

на ступени вечности.

Вернулся Бежан бледный и трепещущий. Что могли добавить его путаные

слова к той правде, которая таким

ужасом отразилась в его глазах. С суровым спокойствием слушали "барсы" о том,

что слуги-грузины убиты, а слуги-турки

разбежались. Дом опустел, но двор полон янычар из орт сераскера Хозрев-паши,

которые разъяренно требуют предать

смерти гурджи-гяуров. Крыша черна от стражи, а сверху сквозь щель видны конные

сипахи, тесно окружившие четыре

стены ограды. Они, наоборот, кричат, что охраняют Моурав-пашу и начальников-

гурджи по повелению везира и никого не

допустят к воротам.

Долго молчал Саакадзе. Он разгадал разбойничий план Хозрев-паши:

уничтожить сильного соперника и, чтобы

избежать мести и разглашения в Стамбуле злодейства, заодно истребить всех

грузин. "Увы, доверчивый Келиль, своими

доводами ты усыпил присущую мне осторожность".

- Вот, друзья, - сказал Георгий, - прошли мы путь витязей, а погибаем

от червяка. Если бы сразу умыслил

башибузук Сераля покончить с нами, сонных убил бы. Думаю - решил истязать. - Он

с затаенной болью взглянул на

Автандила и рванул цепи, но тщетно. Туги медные браслеты.

Как мало напоминал звон цепей мелодичные перепевы колокольчиков Токета.

Безмолвствовали "барсы", - стыд будто сжег все слова: как глупые

амбалы, попались... попались в своем доме, на

своем пиру.

Снова зловеще лязгнул засов. Вошел другой турок, с нелепо болтающейся в

ухе серьгой. Бесстрашный Ростом

отшатнулся: по топору за кушаком он узнал палача, "Барсы" смотрели на него с

презрением, страшные даже в своей

беспомощности. Палач, глядя исподлобья, молчал: жадно оценивал богатые одеяния -

плату за то удовольствие, которое он

доставит везиру.

"Значит, все до одного изменили?! - недоумевал Георгий. - А разве не

клялся Келиль-паша в вечной дружбе? А

Ваххаб-паша? А десятки других пашей, начальников орт? А сотни беков, капуданов

од? Что же произошло?! - Георгий

вздрогнул. - А может, тоже предательски захвачены? Тогда помощи ждать неоткуда".

Саакадзе, заметив, как алчно бегают

глаза палача, невольно усмехнулся его трезвым мыслям и обещал к ряду ценностей

добавить еще изумрудную булавку.

Почетный служитель везира может взять эту редкость хоть сейчас, если скажет

правду: какой смерти будут преданы

пленники?

Обрадованный турок охотно и красочно расписал, что произойдет в день

праздника гяуров - воскресенье. Раньше

храбрецам наполовину обреют головы - вот так - и в желтых кофтах, с веревкой на

шее - вот так - поведут в сад, где уже

строится помост. Там его помощники сдернут с них одежду - вот так - и он сам

тонким ножом - вот так - снимет с них

кожу. Потом медленно им будут отрубать руки, ноги - вот так... Утро должно быть

солнечным и благоуханным, ибо, во

славу аллаха, верховный везир и приглашенные им паши решили полюбоваться

мастерством лучшего палача Токата.

Взглянул Саакадзе на помертвевшего Автандила, на потрясенного Элизбара.

А вот Папуна даже не изменился в

лице, и дорогой Дато думает не о своих муках, а о позоре Моурави... Позора надо

избежать! Надо найти спасительный

выход!.. Надо!.. Сегодня вторник... Жизни еще четыре дня. Почему медлит

разбойник? Значит, чего-то опасается.

- Не знаешь ли, правоверный, почему медлит предатель Хозрев?

Бережно спрятав изумрудную булавку, палач вздохнул: его дело рубить

головы, а дело везира платить ему. Но нет

истины, кроме истины. Так говорит Хозрев-паша. Почему хан Саакадзе решился на

тайный сговор с шахом Аббасом? Один

купец-мореходец выдал в Самсуне сипахов, тех, что по приказу гурджи Саакадзе

сопровождали лазутчика шаха Аббаса.