Великий Моурави 6

раньше? Аллах! Тут дорога каждая секунда! Чем скорее предстанут они перед Осман-

пашой, тем вероятнее спасение

гурджи.

Еще через несколько минут тихо через калитку сада вышли двенадцать

верных Келиль-паше слуг и среди них

тринадцатый - Келиль-паша.

Вскочив на ожидающих их коней, они понеслись, словно гонимые бурей, к

восточным воротам.

А наутро Ибрагим узнал, что, изрубив семь янычар, стоявших там на

страже, тринадцать всадников умчались из

Токата.

Хозрев-паша злорадствовал, полагая, что Келиль отправился к своим

ортам. Шайтан свидетель, в сражении Абу-

Селим еще ловчее снесет башку упрямцу, который, вопреки определению его,

верховного везира: "Смерть!", - самовольно и

дерзко сам себе определил: "Жизнь!"

То было утром, а ночь под покровом мглы продолжала свою зловещую игру.

В приемной зале дворцового дома Хозрев-паша еще накануне вел дружеский

разговор с вали, беспрестанно

прикладывавшим в знак почтения руку ко лбу и сердцу, но не назвавшим ни одного

имени паши или бека, примкнувших к

лагерю усмирителя Эрзурума и достойных высокой награды.

- Пророк послал тебе удачную мысль, - растягивал тонкий рот в улыбке

Хозрев-паша, - кроме себя, никого не

обогащать сокровищами Стамбула.

Посрамленный вали смотрел на изображение слона, следующего за своим

вожатым, и завидовал последнему. Лишь

откровенностью он мог отвести от себя подозрение в алчности. В самом деле,

почему не получить подарки и тем, кто в

столкновении пяти и трех бунчуков предпочел держаться золотой середины? И вали с

пылкостью, не соответствующей его

годам, стал называть фамилии войсковых пашей и беков.

И вот один за другим прибывают паши и беки орт анатолийского похода,

созванные в дворцовый дом вали...

Многим под звуки веселой музыки разрешили полюбоваться подарками

раньше.

В белой комнате, примыкающей к черной, грудами лежат награды султана -

шубы из золотой с ярко-зелеными

разводами парчи, подбитые соболями, чалмы с перьями цапли, узорчатые седла с

серебряными чепраками, обшитые

золотом по четырем углам, нагольниками и прочею конскою сбруей роскошной

отделки, турецкие ханжалы с крепким

булатным лезвием, украшенные кораллами, в вызолоченных ножнах обронной работы с

чернью, ружья мамлюков с

цветными каменьями, секиры, ятаганы, булатные ножи, выкованные в Индии, с

рукоятками из зеленого хрусталя.

Сожалеет Незир-бек, сетует Тахир-бек:

- Видит аллах, жаль, что награды вручает не Моурав-паша, а почему-то

эфенди Абу-Селим.

Но додумывать бекам не пришлось: вышел помощник вали и словно в трубу

затрубил:

- Всех просят ждать вызова на парадном дворе. Мир над вами.

На пороге, где застыли арабы с саблями наголо, показывается эфенди. Он

важно говорит, что по приказу должен

провести церемонию вручения подарков султана Мурада IV по всем правилам Сераля.

И он проводит...

Абу-Селим почтительно пропускает в белую комнату баловня судьбы - Фаиз-

пашу. Он идет легкой походкой, будто

нацепил невидимые крылья.

Абу-Селим дергает шнур, и где-то приглушенно звенит мелодичный

колокольчик Токата.

Отходит в сторону незримая дверца, выскакивают четыре разбойника,

мгновенно схватывают пашу, нахлобучивают

на него уродливый черный колпак, приглушающий крик, и вталкивают в черную

комнату.

Миг, и отсеченная голова шумно падает в плетеную корзину, и кровь, как

на бойне, стекает по деревянному

желобу.

Абу-Селим, улыбающийся, выходит на парадный двор. Он вызывает

счастливчиков, раньше других заслуживших

награду падишаха, "средоточия вселенной".

И вот в белую комнату входит удалой начальник сипахов Рамиз-паша.

Затем начальник оды Самсумджы семьдесят второй - отважный Али-бек.

Затем неподкупный Джянум-бек, капудан оды Джебеджы первой, третьей и

пятой.

Потом бесстрашный Незир-бек, начальник оды Чериасы семнадцатой.

За ним капудан Зембетекджы восемьдесят второй, отчаянный Тахир-бек.

Но почему не возвращаются награжденные? Почему не выражают

благодарность? Почему...

Пашей и беков на парадном дворе охватывает страшное подозрение. Они

рванулись к выходу, обнажая клинки. Но

ворота закрыты... а из засады выскакивают башибузуки верховного везира, и их не

счесть. В каждой руке по ятагану, а в

зубах - нож. На один клинок, верный Моурав-паше, приходится десяток клинков,

верных сердар-и-экрему.

- О-о-о-ох... Аман-заман!..

Началась не схватка - резня. Одному лишь Эсад-беку удается выскользнуть

из дворцового дома, логова шайтана.

И Эсад-бек, забрызганный кровью, добирается до своих шатров, поднимает

янычар, и они храбро несутся к

проклятым воротам, готовые разнести все, что станет на их пути.

Ворота медленно открываются. Из них выезжают, нудно поскрипывая

колесами, телеги с мертвыми телами, -

вереница обыкновенных телег, пахнущих дегтем, с бесстрастными возницами в черных

балахонах.

Янычары отпрянули в сторону, невыразимый ужас охватил их и мгновенно

покинула храбрость: "О аллах,

почему?!"

Абу-Селим выехал к воротам, выплюнул сгусток крови, потер губу и грозно

крикнул:

- Янычары! Измена! Верховный везир раскрыл заговор против султана! Ур-

да-башина Хозрев-паше!

А пир в доме трехбунчужного Моурав-паши продолжался!

Когда подали тридцатое блюдо с жареными ягнятами, Хозрев-паша напомнил