– И после нежданного вторичного крещения еще больше похорошела. Я хотел сказать рассвирепела. Она готова, положа руку на евангелие, назвать своих крестных отцов, которые ее трудами прибрали к своим рукам не только все богатство Эракле Афендули, но и ее личные драгоценности, содранные с ее прекрасных плеч и рук вместе с одеждой.
Де Сези почувствовал себя в центре белого круга и вспомнил о планете Сатурн, которую считал своей путеводительницей. «Спокойствие, граф! – он силился овладеть собою. – Спокойствие! В этом твое спасение». И он с нарочитой беспечностью вынул из фаянсовой вазы цветок и, поднеся его к носу, насмешливо произнес:
– Если это дитя каким-то чудом спаслось, я должен лично принести мои поздравления.
– Она тоже на этом настаивает и ставит условием, чтобы присутствовали патриарх Кирилл, Фома Кантакузин и Осман-паша.
Теперь де Сези почувствовал себя в центре красного круга. Сфера иной планеты напоминала о войне: «Осторожнее, граф! Постарайтесь отступить от Марса».
– И вы всерьез полагаете, что клеветнице больше поверят, чем моему слову?
– Посол прав, без доказательств не поверят.
– А какие доказательства у этого «ангела»? Я был с нею безупречно любезен, и только.
– Обманутая оказалась хитрее, чем предполагали некоторые. – Саакадзе провел пальцем по колечкам усов. – Она в кожаном поясе, надетом прямо на тело, хранила письмо, в котором посол де Сези просил одну знатную госпожу оказать гостеприимство юной гречанке. Там же оказался дар щедрого посла франков: медальон, – так, кажется, называется вещица в виде раскрывающегося сердца с изображением посла и надписью: «Прекрасной Арсане Афендули от восхищенного ею графа де Сези». Арабские цифры отметили внутри золотого сердца год и день восторга высокочтимого посла.
Де Сези, чтобы скрыть замешательство, охватившее его, подбросил в курильницу ароматические травы и постарался окутаться дымом. Он вспомнил день, когда Арсана потребовала именно эти доказательства. Он уступил, зная, что… концы в воду. Выплыла ли она сама, или только пояс нашли? Де Сези хотел спросить об этом, но язык его словно прилип к гортани.
Саакадзе насмешливо следил за струями фиолетового дыма.
– Опрометчивые поступки не похожи на дым курильницы, они оставляют след. Разве не мог за графа написать слуга? Боно? Посол может писать даже о том, что настал час, когда одно государство может ограбить другое, но грабителю опасно доверяться медальону. – Заметив нервное движение руки де Сези, Моурави услужливо подал ему шпагу и хладнокровно продолжал: – Так вот, говорить все можно, особенно красивым женщинам, но писать опасно.
– Сколько?
– Все!
– Все! Все! – теряя самообладание, взревел де Сези. – И Серого монаха? И кардинала Ришелье?
– Нет, они мне ни к чему. А вот послу нужны сдержанность и улыбка, а не НИЧЕГО на птичьем молоке.
– Вы… Вы надеетесь играть со мною, как с голубком коршун?
– Вернее, как барс с лисицей.
– Сколько? – прохрипел де Сези. – Сколько?!
– За что?
– За письмо и медальон?
– Жизнь Эракле Афендули неприкосновенна.
– Согласен!
– Не верю!
– Отлично! Что в залог? Сундук?
– Э-э, посол так дешево ценит бесценную жизнь Эракле?
– Но, мой бог! Я уже расплатился с вами, и довольно щедро! Вы раньше срока узнали о тайном решении Дивана.
– Я тоже умею расплачиваться щедро, потому продолжаю разговор с послом, а не… скажем, с Фомой Кантакузином. Сундук должен быть прислан ко мне с Клодом Жерменом, а также все драгоценности, что были на Арсане, – «дитя» этого требует и не отступит ни на шаг. Кстати, иезуит погостит у меня, пока Эракле не покинет Турцию. Но если…
– У вас, монсеньер, хороший аппетит. А куда так спешит богач? На Кипр, к веселому завтраку?
– На скучный пост в свое последнее поместье. Благодаря бесстыдным грабителям он больше не богач. – Саакадзе пристально следил за обрадованным де Сези. – И еще в залог ожерелье ханым-везир Фатимы на… скажем, три пятницы… потом…
– Вы его вернете мне вместе с письмом?
– Почему я? Эракле Афендули оставляет верного человека для охраны разрушенного Белого дворца. Ведь послу известно, как он ценит руины. И хотя они не древние, все же немало ему стоили. Так вот, как только фанариот уедет, этот человек отнесет ожерелье Хозрев-паше. Его добыча – его право. А посол получит свое. Но пока Эракле здесь, я не спокоен, потому не позже как через три дня – Клод и сундук, или ожерелье и сундук, и ценности Арсаны у меня… или на четвертый день Фома Кантакузин расскажет обо всем султану. Итак – три дня!
– Фантазия не сильнее разума. Это невозможно! Клод бежал, захватив все безделушки, облюбованные им в Белом дворце. Ведь это он устроил нападение, иначе зачем бы ему бежать?
– О-о! Как неосторожен Хозрев-паша!
– Непостижимо! При чем тут Хозрев-паша?!
– После присвоения владения Афендули на Принцевых островах он не должен пренебрегать опытом.
«Проклятая дрожь!» Де Сези посмотрел на плотно задвинутые шторы.
– Заверяю, Клод Жермен бежал.