Читаем Великий Моурави полностью

описать лучезарную красоту женских спин, ибо гурии без всякого стеснения

плавают при них в бассейне, извиваясь, как серебристые рыбы.

Хохотал Теймураз, вежливо смеялся князь Чавчавадзе. Дато никак не мог

найти ногу непрошеного собеседника, чтобы отдавить ее. К счастью, приход

Вачнадзе прервал изощрения Гиви.

- Пресветлейшая царица Натиа и прекрасная царевна Нестан-Дареджан

пожелали видеть уважаемых гостей, просят царя...

- Постой, князь, ты послушай, что пропел азнаур:


Красотою лучезарной затмевая лик светила,

Серебристой рыбкой плещут в водах гурии лазурных...


- Почему в водах? В бассейне, царь! - обиделся за искажение Гиви.

- Ты меня не учи! В водах просторнее, я уж так записал и менять не

стану!

Теймураз поднял голову - он опять был царем!

- Великий Моурави пожаловал и прислал нам посланников своих, от них

сердца наши возвеселились. О делах малых и великих угодно нам беседовать

завтра, - он перевел взгляд на Дато и заговорщически улыбнулся. Он опять был

поэтом. - Сегодня же, друзья, час встречи, шаири и вина!

Он весело увлек азнауров к ожидающему двору и до поздней луны угощал их

чудесным вином и сладкозвучными шаири...

Лишь только Гиви открыл глаза, щурясь от ослепительных лучей, Дато

погрозил ему кулаком:

- Голову оторву, если сегодня тоже вступишь с царем в разговор.

- Как?! Он и сегодня будет шаири читать?

- Гиви, мое терпение ограниченно, - лучше сейчас оторвать тебе голову.

- Попробуй. Разве не слышал слов Хорешани: "Береги Гиви, пусть даром в

драку не лезет, если встретите..."

- А я о чем предупреждаю тебя, воробьиный хвост? Не лезь в шаирную

драку, да еще с царем. Вчера случайно цел остался, князья вовремя кашлять

начали.

- Знаешь, Дато, иди один. Тайная беседа всегда лучше без лишних ушей.

Мне царевна обещала соколов показать.

- Я тебя не уговариваю, но смотри - не вспоминай при царевне о евнухах,

девушки этого не любят.

- Не учи, женщины тоже любят мужчин с усами.

- О сатана! - Дато повалился от смеха на тахту. - Больше не буду с

тобою путешествовать.

- Попробуй! Хорешани только мне и доверяет, знает, как ты не любишь

женщин к изгороди прижимать...

Приход Вачнадзе прервал увлекательную беседу, и Дато последовал за

князем на деловое свидание. Гиви, вскочив, стал усердно прихорашиваться,

смотрясь в лезвие шашки. Он спешил на встречу с соколами.

Дато быстро оглядел приемный зал: никаких пергаментов и чернильниц. На

троне сидел царь Теймураз. По правую руку - архиепископ Феодосий и

архимандрит Арсений, по левую - князья Чавчавадзе, Джандиери, Вачнадзе.

Соблюдая правила чинов и титулов, Чавчавадзе торжественно представил

посланника Картли. И Дато, точно впервые видел царя, низко склонился,

преклонив колено, поцеловал протянутую руку и передал начальнику двора

послание Моурави.

Чавчавадзе приложил послание, как ферман, ко лбу и сердцу и вскрыл

печать голубого воска. Читал он чуть нараспев, громко, с замедлениями на

важных местах, в глубоком молчании слушали кахетинцы.

Дато, придав лицу выражение глубокой почтительности, украдкой

разглядывал царя и вельмож. Это были испытанные воины и дипломаты, прошедшие

с мечом и пером тяжелый путь от рубежей ширванских до пределов

Трапезундского пашалыка. Они знали себе цену и на вершине величия и в бездне

поражения... "Должны согласиться, - думал Дато, - другого выхода из турецкой

Гонио у них нет".

Чавчавадзе продолжал все более довольным голосом:

- Царство твое подобно сваленному грозой дубу. Если снова вторгнется

шах, даже оборонять некому: лучшие погибли в сражениях, угнаны в Иран,

разбрелись по другим землям. Худшие захватили твои владения и готовы

предаться врагу.

Тебя, царь, чтят и Кахети и Картли. Чтят за непримиримую борьбу с шахом

Аббасом, за верность церкви, за жертву, которую ты счел возможным принести

ради сохранения народа и святынь... Кто из людей, а не гиен, не прольет

слезы, вспоминая мать-царицу Кетеван? Кто не преклонит колена перед твоим

горем - потерей царевичей, надежды народа и трона? Кому же, как не

доблестному Теймуразу, царю Грузии, царствовать и повелевать? Но нет радости

в царствовании, если страна ежечасно ожидает нового вторжения и не в силах

бросить войско против недруга!

Сколь бы ни были сладки посулы Русии и Рима - нельзя рассчитывать на их

щедроты вдали от престола. Я, обязанный перед родиной, предлагаю тебе мой

меч и сердце. Однажды я уже помог изгнать кизилбашей из Кахети и в

дальнейшем не допущу посягательства на священные земли наши.

Сейчас время новое: время сильного царя, сильного царства. Даже лев

бессилен перед стадом оленей, но одного легко растерзает. Сейчас двум

кровным братьям нельзя вести бой порознь. Кахети и Картли должны быть под

одним скипетром. Другого пути к укреплению Иверской земли нет. Всю тяготу

власти возложили на меня народ и церковь. Но столетия возвеличили род

Бегратидов, - да продлится до скончания веков сияние скипетра Давида и

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза