Читаем Великий Моурави полностью

Шадиман понимал: Саакадзе стремится расправиться еще раз с шахом, а

потом ему нетрудно будет с войском, выученным новому искусству огненного

боя, уничтожить по одиночке сильные, но неугодные азнаурам княжеские

фамилии...

Шадиман поручил купцу передать письма князьям Липариту,

Амилахвари-младшему, Джавахишвили и Цицишвили.

К вечеру, стремясь быть невидимым в тенях ущелья, Вардан миновал рвы,

засады, рогатки и заночевал в Хатис-Тилети. А утром, принеся благодарность

греческому богу торговли, положил перед Саакадзе четыре шадимановских

послания.

Как предвидел Георгий, Шадиман предупреждал князей не попадаться на

ядовитый крючок ностевского плебея и приглашал Цицишвили одного приехать в

Марабду обсудить угрожающее положение.

С большим удовлетворением Саакадзе вернул свитки, посоветовал Вардану

немедленно вручить их князьям.

Георгий отложил поездку к манглисским укреплениям, взял с собой

Автандила, Эрасти, оруженосцев и отправился в Самухрано.

Проезжая Сапурцлийскую долину, Саакадзе вспомнил битву с Карчи-ханом.

Неужели придется мечом приводить в покорность кахетинских князей? Необходимо

также избегнуть враждебности Мухран-батони. Видит бог, хотел на Кайхосро

венец возложить - Багратид Мухран-батони. Но как бы сердце ни любило, нельзя

подвергать страну смутам...

На развилке дорог послышался веселый окрик:

- Э-хэ, Георгий, откуда ты узнал, что мы едем?

- Ты мне в сладком сне приснился, Гиви, - обнимая друзей, улыбался

Саакадзе, - удача прямо под копыта коня лезет. Повернем, друзья, к

Мухран-батони, там Хорешани у отца гостит.

- Сын здоров? - обеспокоился Дато.

- Еще как здоров! По всему замку голос подает. Почему усомнился?

- Хорешани в гости поехала - такого разговора не было.

- Я просил...

Дато взглянул на друга и понимающе кивнул: пусть, кому надо, думают,

что Дато все время вместе с Хорешани гостил в Самухрано.

Такая перемена пути сильно обрадовала Гиви. Он тоже соскучился по

маленькому Дато - большой ему надоел... Хорешани развеселится, увидя

преданного Гиви.

Взяв под уздцы коня Гиви, Дато отъехал с ним в сторону:

- Гиви, забудь, где мы были, даже во сне не вспоминай.

- Ты меня не учи! - обиделся Гиви. - Я теперь лучше тебя знаю, о чем с

княжнами говорить.

Кроме необходимости повидать правителя, - вернее старого Мухран-батони,

- Моурави хотел проверить, догадывается ли он о неудовольствии князей и об

истинной цели посольства в Русию. Нет, упоенный надеждой видеть вскоре

любимого внука на троне Багратидов, старик ни о чем не догадывался. Как ни

странно, но Кайхосро что-то предчувствовал. Оставшись вдвоем с Саакадзе, он

испытующе посмотрел на своего учителя и спросил с легкой иронией: "Не надоел

ли еще бездарный правитель преданной ему Картли?"

Саакадзе удивился:

- Откуда, такие мысли? Пройдет еще год, и доблестный Кайхосро поймет

сладость власти.

- Чужой власти, Моурави. Должен признаться, тяготит меня сидение на

троне... Каждому человеку свое. Я люблю битву и не выношу дел царства,

полных хитрости и лукавства. Помоги мне, я изнемогаю.

Саакадзе молчал. "Тем лучше, - думал он, - не так печально будет

расставаться с саном "богоравный".

Кайхосро наклонился к самому уху Саакадзе:

- Говорят, Луарсаб все же вернется в Картли?

- Кто говорит?

- Князь Липарит, царица Мариам писала мученику...

Саакадзе вздохнул свободно, он было встревожился: неужели Хорешани

проговорилась о хлопотах Папуна?

- О послании совы, разумеется, мне ведомо, а о возвращении Луарсаба -

нет. Но если так тяготишься, есть другие царевичи Багратиони. Они украдкой

от меня у католикоса домогались престола...

- Об этом и мне ведомо, но им не уступлю. - Глаза Кайхосро вспыхнули.

Он нервно сжал пояс, где покоилась рукоятка меча, и стал похож на деда,

на всю фамилию Мухран-батони, которую так любил Моурави.

- Им уступлю! - повторил Кайхосро. - Я тебе хоть тем помогаю в великих

трудах для царства, что не мешаю. А эти бездельники пусть сразятся со мной!

Моурави взял обеими руками голову Кайхосро и трижды поцеловал.

- Сколь любим ты мною, мой сын, за ясность ума, за благородство... Знаю

я, тяжел твой удел, но другого исхода нет: тебе еще придется скрепить одно

дело...

- Догадываюсь. Грамоту о постоянном войске? Не верю в осуществление, -

князья не согласятся.

- Напротив, настаивать будут на участии.

Вежливо покашливая, вошел старый Мухран-батони и, неодобрительно

покачивая головой, остановился на пороге: правитель и полководец, обнявшись,

гуляли по залу.

Опустившись на арабский табурет, Кайхосро пригласил последовать его

примеру. Заговорили о семейном. Старик передал просьбу Мирвана не томить

молодежь и назначить день бракосочетания Теймураза - сына Мирвана - и

Хварамзе - прекрасной, как лик солнца, дочери Саакадзе.

Жаждал и Моурави этого дня, но Русудан хочет перешагнуть годовщину

гибели Паата.

- Все же надо отпраздновать не позднее октября, - подхватил старый

князь, и вдруг загорелся: - Как раз время охоты. Собаки томятся. Целый месяц

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза