Читаем Великий Моурави полностью

из лимонной корки. Его то тряс озноб, то горячая волна приливала к сердцу.

"Может, Моурави умышленно выпроводил его, князя Бараташвили, из

крепости? Но вовлечен ли был в тонкий обман и купец? Это знать сейчас важнее

всего. Раскаленными щипцами заставлю сказать правду! Мудрому плуту доверил

послание в Исфахан. С кем играть посмел презренный торгаш!.. А князья? Всю

жизнь отдал укреплению знамен. Не раз, как столб - своды храма, поддерживал

сословие, вот-вот готовое рухнуть! Презрел жену, угасшую на этих камнях в

одиночестве. Сыновей не хотел в царский замок брать - стыдился свидетелей

своего возраста. Тщеславился восхищением княгинь, пустословием... А оба сына

бросили Марабду, служившую им ненавистным монастырем, бежали в Грецию. Там

сейчас кичатся фамильными драгоценностями и равнодушием к отцу. Дочь,

кроткая Магдана... Что она видит здесь? Наверно, незаметно выйдет замуж за

какого-нибудь незаметного гурийского князя, соблазнившегося моим богатством.

Да, я, знатный князь, ни на что не смотрел, ни о чем не беспокоился... Все,

все для грозного блеска княжеских знамен!..

А теперь дочь избегает встречи со мной, вздрагивает, когда ее окликают.

Даже семьи десятка азнауров, живущих в Марабдинском замке, ни разу не

пригласили крестить новорожденных или благословить молодых. Чубукчи уверяет:

"Не осмеливаются". Нет, просто боятся несчастливой руки... Нет, не сдамся!

"Змеиный" князь? Ну что ж, змея есть мудрость; Метехи не может существовать

без меня, как коршун без когтей. Надо найти ахиллесову пяту... Ударить по

самому чувствительному".

И опять, как и в прошлый раз, в его памяти встало имя Зураба Эристави.

"Вот кто поможет мне... Зураб! Он самый умный, самый свирепый и самый

честолюбивый. Давно он тайно завидует Саакадзе, давно рвется к высотам

власти. Униженную жену выбросил из памяти, как изношенную куладжу. Я помогу

арагвинцу взобраться на вершину, и он оттуда беспощадно столкнет своего

"барса".

- Батоно, все готово.

Шадиман вздрогнул:

- Веди!..

Проснулись князья в самом приятном настроении. Кажется, Шадиман решил

оставить их в покое. Сейчас они покинут мрачную нору змеи...

Совсем готовые к отъезду, они уже собирались прощаться с владетелем,

когда чубукчи попросил их следовать за ним.

Прошли под темными сводами, где тускнели фрески фамилии Бараташвили.

Спустились в разросшийся сад, где из водоема в боковые канавы вытекала

зеленоватая вода. Потом поднялись по внутренней каменной лестнице в круглую

башню и неожиданно очутились на площадке с мраморными перилами. Там ждали их

Шадиман и Андукапар. Завидев князей, Шадиман недобро усмехнулся.

- Я хочу показать вам усы, о которых я заботился в крепости на скале

Табори. Садитесь...

Окруженный пятью глухими башнями, огромный каменный двор казался дном

мрачной пропасти. Зубчатые стены, соединяющие башни, тянулись тремя ярусами

и отделялись одна от другой глубокими рвами. На дворе чернели неподвижные

квадраты, их было восемь. Только приглядевшись, можно было заметить легкое

вздрагивание черных наконечников копий и острия черных шлемов. В одну линию

сливались черные щиты. И как знак смерти, впереди каждой сотни реяло знамя,

на котором извивалась чешуйчатая змея. Вдоль стен на каменных выступах

застыли ряды черных стрелков и копьеметателей. На площадках, нависших над

рвами, стояли наготове котлы, доверху наполненные смолой, пирамидами

громоздились возле камнеметов ядра.

Слегка приподняв анчхабери, мрачный азнаур глухим голосом попросил у

князей благосклонного внимания. Он махнул железной перчаткой, и квадраты

пришли в движение. Сотни раскололись на десятки, вмиг перестроились в три

линии и, взяв копья на изготовку, пошли друг на друга. Но за три шага до

удара о щиты круто повернули и образовали бреши, в которые точно из-под

земли выросшая конница ринулась полным галопом.

Начался бой. Пешие и конные действовали одной железной массой, то

распадаясь на квадраты, то образуя пинии на краях и позади врага...

Как змеи с раскаленного щита, посыпались на замок обжигающие солнечные

лучи...

Но не эта сила ужаснула князей, а множество выведенных на колесах

железных клеток, где Шадиман укрыл страшное, невиданное досель оружие

войны...

Князья не помнили, когда и как очутились они за воротами Марабды. С

завязанными глазами ехали по влажному подземелью. Ехали они долго. Начинал

томить страх: что, если обозленному Шадиману вздумается оставить их здесь

навсегда? Но вот кони куда-то спустились, куда-то поднялись и остановились.

Свежий ветерок коснулся взволнованных лиц. Князья сорвали повязки: в лесу

они были одни. Сколько они ни всматривались, нигде не заметили входа в

таинственное подземелье.

С тяжелым чувством обиды и отчужденности князья двинулись дальше.



ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ


Кахети давно тревожила Саакадзе. Но дела Картли не давали возможности

уделять должное внимание соседнему царству. Все же он еще весною отправил

Ростома и Элизбара в Имерети, Гурию и Самегрело. Он благодарил царя и

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза