Читаем Великий Моурави полностью

Прощаясь, старый князь обещал не позднее чем через три дня прибыть со

всеми сыновьями на коронование Теймураза.

Красив Мцхета в дни цветения мая, когда неукротимо несет свои тяжелые

воды древняя и вечно юная Кура, а белая целомудренная Арагви устремляется к

ней, забросав прозрачные рукава. А на горах леса шумят так задорно, словно

впервые нарядились в весенний наряд, и в зеленом буйстве ветвей хлопотливо

перекликаются голубой дрозд и розовый скворец. А там, на крутом кряже, в

глубинах запутанного орешника, перекрывая урчание пушистого зверя, призывно

кричит олень.

Но съехавшееся княжество не слышит упоенных голосов, не чувствует

пьянящего благоухания весны. Даже праздничный звон не может пробудить в них

живого отклика. Они всецело поглощены суетой.

Сопровождаемый католикосом Евдемосом, Даниилом - архиепископом

Самтаврским, Агафоном - митрополитом Руисским, Филиппом - архиепископом

Алавердским, Арагвским Эристави Зурабом, Ксанским Иесеем и свитой из

кахетинских и картлийских князей, царь Теймураз приближался к собору

Двенадцати апостолов.

На двадцать конских шагов впереди царственного каравана ехали тридцать

два всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороном, белом,

золотистом и гнедом скакунах. Время от времени чередуясь, шестнадцать

всадников вскидывали длинные тонкие позолоченные трубы и выводили

воинственные рулады. Несмотря на ярко слепящее солнце, остальные вздымали

шестнадцать узких медных факельниц, из которых подымался густой красный

огонь. Отблески его изменчиво играли на знаменах Картли и Кахети.

Крест на куполе, обвитый красным шелком, означал будущее благополучие

народа при новом царе. Звонко растекалось песнопение: "...Храни, всевышний

обоих царствий, молитвами всех святых непобедимого царя царей, возвеличи

тобою достойно венчанного, да падут все враги его и супостаты царства под

ноги его непобедимою силою твоей десницы. Аминь! Да будет!.."

На паперти собора сплоченными рядами чернело и белело в греческих

клобуках духовенство картлийское и кахетинское. Впереди, в новых саккосах,

Феодосий - архиепископ Голгофский, настоятель Кватахеви Трифилий и тбилели

поднятием крестов приветствовали царя.

Это уже не был изгнанник, ожидающий помощи русийского двора или Рима.

Он сверкнул красноватыми белками и надменно бросил поводья подбежавшему

молодому князю Чолокашвили. На полосатом атласном азяме переливался изумруд

и жемчуг, вокруг шеи вился золотой жгут, на замысловатом тюрбане колыхались

белоснежные перья, перехваченные рубинами.

И от его властной походки и повелительного взгляда радостно забились

сердца князей и священнослужителей: "Наконец грядет настоящий царь!"

Приветливо улыбались царица и царевна Дария, а семилетний царевич Давид

лихо спрыгнул с коня и последовал за отцом.

"Вот здесь, где недавно шах Аббас любовался пожарищем, - думал

Теймураз, - сегодня он, царь двух царств, обмакнет перо в багряные чернила и

начертает о себе оду прославления". Предвкушая этот час, Теймураз не

заметил, кто подвел его в храме Двенадцати апостолов к трону грузинских

царей.

Беспокойное оживление царило в огромном доме католикоса. Суетились

придворные князья, монахи, принимая богатые дары. Особенно восхищали

изысканные приношения царской семье от фамилии Мухран-батони. Старый князь

сдержал обещание и прибыл со всеми сыновьями.

Поражали расточительные подарки сдержанного Зураба Эристави. Шелк,

бархат, парча легли у ног царицы и царевны. Большой ларец из розового

дерева, наполненный жемчужными нитями и запястьями, пленил царицу и вызвал

легкую усмешку царевны Дарии. Арабского скакуна под бархатным седлом,

расшитым золотом и каменьями, благосклонно принял от Зураба царь Теймураз.

Своего мучительного состояния Зураб сам еще не понимал. Не его ли

обязанность вызволить прекрасную Магдану? А разве он так уж влюблен? Разве

не ради достижения своих замыслов решил породниться с Шадиманом? Но теперь

есть ли нужда в этом, когда так глупо профазанил князь не только дочь, но и

заговор?

Какие-то неясные ощущения кружили голову, толкали на дерзкие поступки:

"Царь Теймураз! Быть первым приближенным, стать необходимым... Дария!..

Царевна Дария!.. Должна сблизить неразрывными узами, а потом... Остановись,

князь Зураб!.. Придется свершить немыслимое! Ну что ж, и свершу! Клянусь

своими желаниями, свершу! От Шадимана пока все скрою. Нет, надо самому еще

раз поехать..."

И Зураб снова метался, стараясь быть в поле зрения царя, царицы,

царевны.

Моурави, который после провала княжеского заговора зорко, хотя и

незаметно, следил за Зурабом, был озадачен странным состоянием арагвского

князя: он то беспричинно хохотал, то хмуро озирался. "Гоняется сразу за

двумя оленями... Пожалуй, Теймураз лучше Шадимана..." - И он насмешливо

шепнул Зурабу:

- Вижу, тебе по сердцу пришлась красота юной царевны Дарии.

Зураб густо покраснел и, мрачно блеснув зрачками, буркнул:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза