Прощаясь, старый князь обещал не позднее чем через три дня прибыть со
всеми сыновьями на коронование Теймураза.
Красив Мцхета в дни цветения мая, когда неукротимо несет свои тяжелые
воды древняя и вечно юная Кура, а белая целомудренная Арагви устремляется к
ней, забросав прозрачные рукава. А на горах леса шумят так задорно, словно
впервые нарядились в весенний наряд, и в зеленом буйстве ветвей хлопотливо
перекликаются голубой дрозд и розовый скворец. А там, на крутом кряже, в
глубинах запутанного орешника, перекрывая урчание пушистого зверя, призывно
кричит олень.
Но съехавшееся княжество не слышит упоенных голосов, не чувствует
пьянящего благоухания весны. Даже праздничный звон не может пробудить в них
живого отклика. Они всецело поглощены суетой.
Сопровождаемый католикосом Евдемосом, Даниилом - архиепископом
Самтаврским, Агафоном - митрополитом Руисским, Филиппом - архиепископом
Алавердским, Арагвским Эристави Зурабом, Ксанским Иесеем и свитой из
кахетинских и картлийских князей, царь Теймураз приближался к собору
Двенадцати апостолов.
На двадцать конских шагов впереди царственного каравана ехали тридцать
два всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороном, белом,
золотистом и гнедом скакунах. Время от времени чередуясь, шестнадцать
всадников вскидывали длинные тонкие позолоченные трубы и выводили
воинственные рулады. Несмотря на ярко слепящее солнце, остальные вздымали
шестнадцать узких медных факельниц, из которых подымался густой красный
огонь. Отблески его изменчиво играли на знаменах Картли и Кахети.
Крест на куполе, обвитый красным шелком, означал будущее благополучие
народа при новом царе. Звонко растекалось песнопение: "...Храни, всевышний
обоих царствий, молитвами всех святых непобедимого царя царей, возвеличи
тобою достойно венчанного, да падут все враги его и супостаты царства под
ноги его непобедимою силою твоей десницы. Аминь! Да будет!.."
На паперти собора сплоченными рядами чернело и белело в греческих
клобуках духовенство картлийское и кахетинское. Впереди, в новых саккосах,
Феодосий - архиепископ Голгофский, настоятель Кватахеви Трифилий и тбилели
поднятием крестов приветствовали царя.
Это уже не был изгнанник, ожидающий помощи русийского двора или Рима.
Он сверкнул красноватыми белками и надменно бросил поводья подбежавшему
молодому князю Чолокашвили. На полосатом атласном азяме переливался изумруд
и жемчуг, вокруг шеи вился золотой жгут, на замысловатом тюрбане колыхались
белоснежные перья, перехваченные рубинами.
И от его властной походки и повелительного взгляда радостно забились
сердца князей и священнослужителей: "Наконец грядет настоящий царь!"
Приветливо улыбались царица и царевна Дария, а семилетний царевич Давид
лихо спрыгнул с коня и последовал за отцом.
"Вот здесь, где недавно шах Аббас любовался пожарищем, - думал
Теймураз, - сегодня он, царь двух царств, обмакнет перо в багряные чернила и
начертает о себе оду прославления". Предвкушая этот час, Теймураз не
заметил, кто подвел его в храме Двенадцати апостолов к трону грузинских
царей.
Беспокойное оживление царило в огромном доме католикоса. Суетились
придворные князья, монахи, принимая богатые дары. Особенно восхищали
изысканные приношения царской семье от фамилии Мухран-батони. Старый князь
сдержал обещание и прибыл со всеми сыновьями.
Поражали расточительные подарки сдержанного Зураба Эристави. Шелк,
бархат, парча легли у ног царицы и царевны. Большой ларец из розового
дерева, наполненный жемчужными нитями и запястьями, пленил царицу и вызвал
легкую усмешку царевны Дарии. Арабского скакуна под бархатным седлом,
расшитым золотом и каменьями, благосклонно принял от Зураба царь Теймураз.
Своего мучительного состояния Зураб сам еще не понимал. Не его ли
обязанность вызволить прекрасную Магдану? А разве он так уж влюблен? Разве
не ради достижения своих замыслов решил породниться с Шадиманом? Но теперь
есть ли нужда в этом, когда так глупо профазанил князь не только дочь, но и
заговор?
Какие-то неясные ощущения кружили голову, толкали на дерзкие поступки:
"Царь Теймураз! Быть первым приближенным, стать необходимым... Дария!..
Царевна Дария!.. Должна сблизить неразрывными узами, а потом... Остановись,
князь Зураб!.. Придется свершить немыслимое! Ну что ж, и свершу! Клянусь
своими желаниями, свершу! От Шадимана пока все скрою. Нет, надо самому еще
раз поехать..."
И Зураб снова метался, стараясь быть в поле зрения царя, царицы,
царевны.
Моурави, который после провала княжеского заговора зорко, хотя и
незаметно, следил за Зурабом, был озадачен странным состоянием арагвского
князя: он то беспричинно хохотал, то хмуро озирался. "Гоняется сразу за
двумя оленями... Пожалуй, Теймураз лучше Шадимана..." - И он насмешливо
шепнул Зурабу:
- Вижу, тебе по сердцу пришлась красота юной царевны Дарии.
Зураб густо покраснел и, мрачно блеснув зрачками, буркнул: