Великий Наблюдатель. Часть 1

Играет рояль. Льётся магически чарующая музыка, посетители ресторана поддались ей, начали самозабвенно танцевать. Это универсальная музыка – пары танцуют вальс или танго, кто-то танцует рок-энд-рол, кто-то самбу, кто-то отжигает брейк-данс или шаффл, даже есть шаман с бубном, который начал свой мистический танец, вызывающий древних духов.

В этой музыке есть все ритмы сразу. Но каждый сфокусировался на только одном ритме, стал видеть только часть универсальной музыки, и стал танцевать, то есть подчиняться только одному ритму.

Я понял – в мире, как и в этой музыке, ВСЁ ЕСТЬ. Мы обычно ограничиваем своё наблюдение только микроскопически малой частью всего и подчиняем себя только ничтожной крупице. Вместо того, чтобы вместить в себя сразу целое – всё, что есть.

16. Фрауман и мир теней

На следующий день я бы всё забыл, если бы не Фрауман. Более деликатного и тонко чувствующего своего собеседника существа не могло бы быть. Да, есть сверхдорогие психотерапевты и мозгоправы, к которым годами ходят высокооплачиваемые юристы, успешные трейдеры и председатели советов правления, чтобы не умереть от стресса. Но это мёртвые ржавые железные дровосеки, потому что есть Фрауман – это живое невозможное чудо принятия и восприятия. Он как идеальная мать, отец, брат, сестра, жена, дедушка и бабушка. Побыв с ним пять минут, почувствовав, как тебя понимают даже больше, чем ты сам себя, растворившись в бесконечности невозможного единения с другим человеком. Как это вообще возможно? Ментальное, чувствующее полное единение с кем-то другим – но настолько близким, что ты ясно осознаёшь, что он и ты – одно, и вот сейчас ты полный, целый, совершенный. Говорю сбивчиво. Именно сейчас ты есть, то есть теперь ты есть. А когда он прощается и уходит, то ты снова возвращаешься в привычное с плаксивого детства неестественное болезненное состояние трусливой половинчатости. Но теперь хуже – ты уже познал счастье целостности, и теперь у тебя космическая чёрная дыра, безответная пустота, в том месте, где только что был Фрауман. Теперь там только фантомные видения, как фантомные боли в ампутированных ногах молодого пограничника, а рядом с его больничной койкой на стуле военная зелёная фуражка с гербом страны, куда он не пустил никого.

Ещё раз. Фрауман не мужчина и не женщина, в его варианте мира нет разделения на два пола, все существа целостные. Далее для простоты я буду называть его на «он». Он показал мне мир теней. А ещё он показал миру теней меня.

Мы встретились в парке, через который я иногда хожу, возвращаясь с работы. Парк очень старый, заросший травой, дорожки давно пропали. Детские игровые площадки развалились, поэтому дети здесь не гуляют. Здесь всегда малолюдно, тихо. Это моё место, чтобы становиться здесь целым.

Фрауман приходит всегда в сырую погоду. «Почему? Вода всё связывает, делает всё целым, невредимым, вода – это неразделение. Всё растворённое в воде есть только вода», – так мне объяснил это Фрауман.

Сегодня сыро, небо забито тучами, поздняя осень, уже вечер, почти темно. Он ждёт меня под тускло горящим железным витым газовым фонарём из позапрошлого века. Тонкая гибкая длинноногая фигура, плавные движения сильных мускулистых рук, тёплый умный взгляд из-под густой тёмно-каштановой круглой челки. Лицо нежно-юное, озорная детская полуулыбка, которую не в силах проглотить хищная квадратная чёрная борода лесоруба.

У Фраумана в руках огромный мокрый морской бинокль голубого цвета – любимая вещь, подарок Офицера. В этот бинокль всегда видно бескрайнее море. Оно то бушует злым штормом, то баюкает нежным бризом, то ослепляет восходом пылающе-горячего солнца, то дарит тихий покой и грусть розового заката. «Memento more – всегда помни море», – как шутит Вильгельм.

Чуть слышно шипит горящий в лампе газ. Синеватый свет. Его тихое приветствие и мой голос.

– Как жизнь? Нет. Грусти же. Не думай. Знаю всё. Да, это радостное событие. Нет, не делай этого, она не простит. Выгнал их взашей и хочешь забыть? Так ты груб – не надо. Ты не философ – не прикидывайся. И ты не воин – не лезь на рожон. Кто ж ты?

Один его взгляд на меня, одна минута разговора, и я обретаю покой, равновесие, понимание, что я делаю, и зачем. Я снова целый. Ноги не болят. Граница на замке.

– Фрауман, друг. Тебя долго не было. Я ждал. Было одиноко. Почему ты не приходишь чаще? Пожалуйста, останься навечно.

– Прости. Но я же был с тобой всё это время. Я всё время держу тебя за руки. Ты что не знаешь про мир теней? Пойдём, я тебе покажу.

Мы медленно идём по дорожке мимо невидимых в темноте деревьев. Слышен только шум листьев на ветру и шуршание длинной черной юбки Фраумана. Сзади остался синий газовый фонарь. Наши тени стремительно убежали вперёд, исказились, удлинились, зовут нас туда во тьму в свою купель. Мы идём за ними. Фрауман видит и рассказывает. Это наблюдение.