Адвокат Новикова «предупредила, что отца могут вновь арестовать и судить уже тройкой, от которой пощады не будет», – вспоминал годы спустя сын пастора Винса Георгий. Так оно и вышло, в апреле 1937 года Винса забрали. Многочисленные запросы о его судьбе оставались без ответа, только через десять лет в Киеве неизвестный сотрудник МГБ сжалился и сказал Лидии, чтобы не ждала, муж умер, а когда и где – говорить отказался. В 1995 году Георгий увидел выписку из протокола заседания тройки при управлении НКВД по Омской области от 23 августа 1937 года. Отец был признан виновным в контрреволюционной агитации и пропаганде путем «распространения провокационных домыслов о существующем якобы гонении на религию со стороны органов власти». Заканчивалась выписка коротким словом – расстрелять.
Глава десятая
Иностранный консультант
Ложь успевает обойти полмира, пока правда надевает штаны.
Лето 1989 года, Москва
К немолодой русской актрисе приехал в гости американец, историк из Калифорнии Майкл Гелб. Время было уже не то, чтобы бежать от иностранцев как черт от ладана, но еще не то, чтобы раскрывать им свои объятья. Во всяком случае, актриса отказалась встречаться с ним наедине, и гостя сопровождала сотрудница московского НИИ киноискусства. Это ее сын настоял на том, чтобы диалог был при свидетелях – береженого бог бережет.
Актрису звали Эмма Цесарская. Она была кинозвездой, первой советской кинозвездой, прославившейся еще до Любови Орловой и других знаменитых киноактрис 30-х, и, наконец, просто красавицей. После трех часов разговора и трех чашек чаю Эмма призналась американцу, что порой «боялась смотреть в зеркало, так была красива».
Майкл Гелб явился порасспросить ее о событиях, с момента которых прошло больше полувека. А точнее, о ее отношениях с американским инженером, когда-то приехавшим в СССР главным образом за тем, чтобы с нею встретиться. Гость вслух перевел какие-то отрывки из его мемуаров, и Цесарская не стала скрывать, что польщена. Разумеется, она помнила этого человека. Особенно запомнилось глупое выражение его лица при первой встрече в 1932 году, где-то рядом с Кузнецким мостом. Поначалу она приняла его за одного из множества назойливых поклонников и попыталась поскорее избавиться, но потом они подружились. Нет, что вы, что вы, она никогда его не любила.
Весна 1932 года, Атлантический океан
23 марта 1932 года пароход «Бремен» вышел из Нью-Йорка в Атлантику. Одним из пассажиров был молодой человек приятной наружности и атлетического телосложения, теннисист и боксер-любитель. Лицо молодого человека тем не менее выдавало интеллектуала, так что он не мог не привлекать внимания пассажиров, прогуливавшихся по верхней прогулочной палубе. По всей ее длине палубы стояли спасательные моторные шлюпки с полными баками. Упоминаю их для того, чтобы читатель знал: «Бремен» был самым безопасным трансатлантическим лайнером того времени. Прошло двадцать лет после трагической гибели «Титаника», и безопасности уделялось самое серьезное внимание.
Звали пассажира Зара Виткин. Странное имя – возможно, уменьшительное от Лазаря. Зара родился в 1900 году в семье еврейских эмигрантов из России, незадолго до начала нового века бежавших в Штаты за лучшей жизнью. Способный юноша в 16 лет поступил в Беркли, в 20 – закончил университет с отличием, в 23 – стал главным инженером крупной строительной фирмы в Лос-Анджелесе. В числе возведенных ею объектов – Голливудская чаша, амфитеатр с естественной акустикой на 20 тысяч зрителей, где впоследствии выступали и оперные звезды, и Битлз, и Боб Дилан. Но главное происходило по другую сторону океана, в СССР – стране архитектурного будущего, куда Зара так стремился. В Москве строились здания по проектам Константина Мельникова, братьев Весниных и самого Корбюзье, и новое метро, к чему Виткин был немного причастен. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме как о Советском Союзе. И другие пассажиры, по его словам, охотно обсуждали с ним «будущее общество, основанное не на анархических рыночных законах, а на рациональном удовлетворении интересов каждого».
Нет, он еще не успел стать миллионером, да и в миллионеры не стремился. Зара считал себя социалистом, его возмущало «капиталистическое неравенство, оставляющее миллионы людей в нищете». Да и туристом не был, хотя его путешествие в Советскую Россию было оформлено через «Интурист», иначе получить советскую визу было решительно невозможно.