Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Сталин (улыбаясь). У меня нет никакой дачи. У нас, у советских лидеров, собственных дач нет вообще.

Это верно, собственных – у вождя не было, зато государственных – в избытке. После революции многие дворянские и купеческие усадьбы оказались брошены стремительно уехавшими из страны хозяевами. В подмосковном дворце вдовы Саввы Морозова Зинаиды в Горках обосновался Ленин, там он и умер. Сталину достался особняк на территории бывшего имения Левона Зубалова, где он жил до того, как в 1934 году специально для него в подмосковном селе Волынское была выстроена Ближняя дача. Так она называлась, в отличие от его же дачи Дальней, построенной в конце 30-х годов в бывшем имении графов Орловых Семеновское. К тому же Сталин ежегодно на несколько месяцев выезжал «на юг», в Крым и на Кавказ, где у него тоже были дачи.

Ромен Роллан в гостях у Сталина

Роллан с женой жили в Москве целый месяц – то в доме Горького, то на его даче в Горках. Вот почему во время беседы с вождем он намекнул ему на возможность посещения его дачи. Возможно, не без задней мысли. Пребывание на даче Горького открыло ему, что «двор высших сановников (пусть даже заслуживших эти милости) ведет жизнь привилегированного класса, тогда как народу приходится все еще в тяжелой борьбе добывать себе хлеб и воздух (я хочу сказать – жилье), – и все это происходит ради утверждения победы революции, первой целью которой было установление равенства трудящихся, создание единого класса. …Даже такой добрый и великодушный человек, как Горький, проедает в застольях количество еды, которого хватило бы на многие семьи …» Это запись из дневника, который Роллан завещал не предавать гласности в течение пятидесяти лет.

Сталин и Ворошилов в гостях у Горького

Вот еще одна дневниковая запись – об «интересной беседе» его жены с Горьким: «Утром я получил письмо от какого-то несчастного парня, сына купца. Из-за его происхождения перед ним оказались закрыты двери всех университетов и заводов. …Маша очень возмущена такой жестокостью. Горький в затруднении и смущении. Он пытается показать опасность, сопряженную с принятием в общие ряды людей сомнительного социального происхождения. Он спрашивает: если бы надо было делать выбор, чем лучше было бы пожертвовать? Меньшинством или большинством?»

Горький провожает Ромена Роллана. 1935 год

В ответ Кудашева доводит философские рассуждения пролетарского писателя до логического конца: «Предположим, меньшинством! Но тогда какое право мы имеем возмущаться Гитлером, который хочет искоренить среди германского населения еврейское меньшинство?»

Понятно, за этим рассуждением стоит неприятие советской власти, которое она на людях тщательно скрывала. Много лет спустя Кудашева призналась писателю Аркадию Ваксбергу, навестившему ее в Париже: «Еще и до того, как я уехала к Роллану из Советского Союза, я знала, что от Гепеу мне не избавиться».

В какой-то момент Горький перестал отвечать на письма Роллана – они перехватывались и оседали в архиве Сталина. «Я объяснил Ромену Роллану, почему его письма не доставлялись адресату, – пишет советский разведчик-невозвращенец Вальтер Кривицкий. – Но он продолжал молчать. …Поддержку, которую этот знаменитый писатель оказал тоталитаризму, замалчивая ужасы сталинской диктатуры, трудно переоценить».

Между струй

Помните, я рассказывал об обращении «К писателям мира», на которое отреагировал Ромен Роллан своим письмом к русским писателям-эмигрантам? Так вот, в связи с этим обращением в 1930 году был арестован Илья Вольфсон (1882–1950), директор и основной пайщик ленинградского кооперативного издательства «Время», где публиковалось полное собрание сочинений Роллана. То самое, которое ему предлагала в своих письмах Мария Кудашева. Вольфсона приговорили к заключению в лагерь сроком на 3 года за то, что он якобы был одним из организаторов подготовки того обращения. По тому же обвинению (в той же мере надуманному) без суда осудили и других участников так называемого «Академического дела», сфабрикованного ОГПУ против группы ученых Академии наук, находившейся тогда в Ленинграде.

Издательство «Время» создало себе новую, уникальную для советского книжного рынка нишу – издание полных авторизованных собраний сочинений современных западных писателей-классиков, «друзей Советского Союза». Первым среди них был Стефан Цвейг, он-то и порекомендовал это издательство Ромену Роллану.

В принципе любое советское издательство могло выпустить любое произведение зарубежного автора без его согласия и без выплаты гонорара. Так оно в большинстве случаев и происходило. По действующему в СССР закону авторское право признавалось лишь при наличии специального соглашения с соответствующим государством, а таких соглашений ни с кем заключено не было. Но «Время» хотело действовать цивилизованно.