«Крупные писатели буржуазии переходят на нашу сторону, – говорил в своем докладе на съезде Карл Радек. – Ромен Роллан, который несколько лет тому назад заявлял, что он чужд большевистской идеологии, теперь не только объявляет русскую мысль авангардом мысли мировой, но признает в пятилетке рождение нового общества. Великий французский поэт Андре Жид, который до этого времени метался между реальным представлением мира и башней из слоновой кости, …перед лицом героической борьбы советского пролетариата за новый строй заявил, к изумлению капиталистического мира, что он за СССР и был бы счастлив, если бы мог за него погибнуть. Старый скептик, разворачивающий раны капитализма своей гениальной насмешкой, Бернард Шоу выступил с горячей проповедью, что в Советском Союзе создается новый мир. …В Америке писатели, завоевавшие себе уже перед войной великое имя, как романист Драйзер, выступили с картинами великих социальных преобразований, происходящих в СССР».
У входа в Дом Союзов играл оркестр, на стенах развешаны портреты Шекспира, Мольера, Толстого, Сервантеса, Гейне. Делегатов приветствовали толпы москвичей. В работе съезда – вместе с шестьюстами советскими писателями – участвовали 43 иностранных, включая Луи Арагона, Жана-Ришара Блока, Оскара Марию Графа, Андре Мальро.
«Этот съезд – грандиозное доказательство того, что писатели, которые обычно склонны воображать себя уникумами, свалившимися с неба любимцами богов, здесь, у вас, овладели пролетарским духом», – говорил Мартин Андерсен-Нексё. А некоторым и не понадобилось им овладевать, ведь, по словам Иоганнеса Бехера, «появилось много рабочих-писателей. Лучшие из них независимо от того, начали ли они свою сознательную жизнь в качестве рабочих или деревенских пастухов, уже способны создавать вещи, которые по форме и содержанию стоят значительно выше среднего уровня всей буржуазной литературы нашей современности».
В прениях выступило два десятка иностранных писателей, и все в один голос славили СССР и ругали Запад. «Я почти уверен, что ни один приказчик во Франции не знает имен Жида, Дюамеля, Жюль Ромена, Мартена дю Гара, – сетовал Жан-Ришар Блок. – У вас в СССР – и это поражает прежде всего – сломан барьер между массовым читателем, даже с низшим образованием, и самой передовой интеллигенцией».
Выступление французского писателя было в русле советской пропаганды, делавшей упор на особые успехи советских людей в области культуры. «Мы достигли в этом отношении огромных успехов, говорю без всякого преувеличения, – восклицал Ворошилов на I съезде колхозников-ударников в феврале 1933 года. – Вряд ли найдется много таких крестьян в Европе и Америке, которые бы вышли на трибуну и без единой запиночки произносили длинные хорошие речи о строительстве новой жизни, нового человеческого общества».
Роллана не было, но ему был послан «братский привет». «Ромен Роллан, великий наш друг! – говорилось в нем. – Товарищ наш в труде и в борьбе! Мы протягиваем вам руку нашу, – ощутите ее тепло, ее силу и передайте на Западе наш привет всем писателям, всем работникам искусства, культуры и просвещения, встающим в общий антифашистский фронт».
«Учеников-ударников топили в колодце»
Роллан приехал в СССР год спустя, «по приглашению Горького», чтобы все «увидеть своими глазами». Сталин хотел заручиться его поддержкой, чтобы успокоить европейское общественное мнение, озабоченное массовыми репрессиями, последовавшими за убийством Кирова 1 декабря 1934 года.
«28 июня 1935 года днем состоялась в служебном кабинете т. Сталина беседа т. Сталина с Роменом Ролланом, – писала “Правда”. – Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер».
К его визиту в СССР хорошо подготовились. Роллан был объявлен главным писателем Запада и, главное, лучшим другом социализма. Вслед за изданием полного собрания сочинений театры готовили инсценировки его прозы, в Большом театре ставили балет «Кола Брюньон». Но все равно поражает, насколько льстиво он заговорил с вождем с самого начала, желая выведать у него, как связаны с убийством Кирова отправленные в лагеря люди («кировский поток»).
«Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров, – начал Роллан. – Но, покарав заговорщиков, сообщите европейской публике и миру об убийственной вине осужденных». После чего посетовал на то, что отсутствие информации «может вызвать и вызывает ложные или намеренно извращенные толкования некоторых фактов, порождающие тревогу …у многих из честных людей Франции».
В ответ Сталин понес нечто невразумительное: «Сто человек, которых мы расстреляли, не имели с точки зрения юридической непосредственной связи с убийцами Кирова. Но они были присланы из Польши, Германии, Финляндии нашими врагами, все они были вооружены, и им было дано задание совершать террористические акты против руководителей СССР, в том числе и против т. Кирова. Эти сто человек, белогвардейцев, и не думали отрицать на военном суде своих террористических намерений».