Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Слово «нацизм» тогда произносилось редко, а полное название гитлеровского движения – «национал-социализм» – почти никогда, из-за его составной части – социализма. Фашизм – это не только нацизм, и не только итальянское его воплощение, это, с большевистской точки зрения, куда шире, вообще все плохое, включая даже породивших большевиков социал-демократов. Еще за десять лет до того, на Пленуме ЦК партии 15 января 1924 года Сталин заявил о «передвижке мелкобуржуазных социал-демократических сил в сторону контрреволюции, в лагерь фашизма. Вывод: не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашизированной власти». В том же году в статье «К международному положению» он договорился до того, что «социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма…».

С одобрения вождя Кольцов сыграл ключевую роль в подготовке конгресса. В «Рабочее бюро» по его подготовке, докладывал он в Москву, в Союз писателей, из Парижа, – «посажены свои люди, французы и немцы, с тем, чтобы прибрать к рукам практическую работу». И чтобы не афишировать свою роль, конспирировался, указывая, что вызывать его теперь по телефону можно лишь в указанные им часы, шифруя имена «Горький – Анатолий, Барбюс – Андрей, Эренбург – Валентина…»

Париж, июнь 1935 года. Конгресс писателей в защиту культуры, продолжавшийся пять дней, проходил в переполненном огромном зале дворца «Мютюалитэ». Сам дворец был открыт в 1931 году в присутствии президента Франции Поля Думера. С тех пор помимо концертной сцены (в нем пела Эдит Пиаф) он стал главной ареной радикальных политических движений – левых и правых. В его стенах собирались противники войны в Алжире, выступал Мартин Лютер Кинг.

Громкоговорители передавали речи наружу, люди на улице стояли и слушали. Конгресс проходил под председательством Андре Жида и Андре Мальро. Туда, как много лет спустя вспоминал Илья Эренбург, «удалось собрать наиболее читаемых и почитаемых: Генриха Манна, Андре Жида, А. Толстого, Барбюса, Хаксли, Брехта, Мальро, Бабеля, Арагона, Андерсена-Нексё, Пастернака, Толлера, Анну Зегерс».

Бабель и Пастернак упомянуты в этом списке так, будто они участвовали в конгрессе, как все остальные участники, с самого начала. Между тем, в отличие от других, куда менее известных членов советской делегации, они приехали далеко не сразу.

На третий день конгресса, по свидетельству Нины Берберовой («Железная женщина»), «Жид и Мальро отправились в советское посольство на улицу Гренель просить, чтобы прислали на конгресс “более значительных и ценных” авторов. …Наконец Сталин самолично разрешил Бабелю и Пастернаку выехать. Оба поспели только к последнему дню. Пастернак приехал без вещей. Мальро дал ему свой костюм». В нем Пастернак произносил свою знаменитую речь, где было о том, что поэзия «останется всегда той, превыше всяких Альп прославленной высотой, которая валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и подобрать с земли». Правда, в конце своего сумбурного выступления он сказал невообразимые для советского писателя слова: «Не организуйтесь! Организация – это смерть искусства. Важна только личная независимость…» Так, во всяком случае, он сам рассказывал в 1945 году Исайе Берлину. Но, похоже, этих слов никто не услышал.

Стало быть, Андре Мальро дал один из своих костюмов Пастернаку. А где взяли «приличный костюм» остальные представители «эпохи Москвошвея», прибывшие из СССР? Как писал Мандельштам:

Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, —
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, —
Ручаюсь вам – себе свернете шею!

Обо всем заблаговременно обеспокоился Михаил Кольцов, направив в Союз писателей целую инструкцию по подготовке советской делегации на конгресс. «Для экономии валюты, – говорилось в ней, – сшить всем едущим в Москве по 1 летнему пальто, серому костюму за счет Союза. …Не шить всем из одной материи!» Кольцов хотел обдурить западных коллег, чтобы они поверили: советские делегаты так же свободны, как и они, так же хорошо одеты, они едут в Париж на свои собственные деньги и каждый выбирает себе маршрут сам. «Разбиться на две-три группы, с маршрутами: а) морем из Ленинграда или Гельсингфорса на Дюнкирхен или Амстердам, б) через Польшу – Германию (кратчайший путь), в) через Вену – Базель. Прибытие групп в Париж – не в один день».

Закрывая Парижский конгресс, Михаил Кольцов с трибуны перечислил «фашистские проявления», среди которых, наряду с «гитлеровской тиранией» и «неутолимой хищностью японских милитаристов» упомянул «троцкистский терроризм». А потом еще немного добавил о «троцкистских франко», которым «преграждают путь органы советской безопасности, их карает военный суд при поддержке всего народа…».