Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Арманд Хаммер любил рассказывать, как много позже, уже в брежневские времена, прилетев поздно ночью в Москву, приехал на Красную площадь, подошел к Мавзолею и попросил пропустить его внутрь. Хаммеру предложили прийти утром, но он достал из кармана документ, где было написано: «Подателя сего Арманда Хаммера пускать ко мне в любое время. Ульянов-Ленин». Тут уж ему не смогли отказать. «С помощью этой бумаги, – говорил Хаммер, – я уже больше пятидесяти лет открываю в Москве любые двери». Скорее всего, история с Мавзолеем – выдумка, и, тем не менее, многие двери высоких кабинетов были для него открыты.

В остальном же он вел себя как обычный бизнесмен, хватавшийся за любую возможность получить прибыль. Первая его концессия в СССР, асбестовая (1921), начала приносить прибыль лишь в 1925 году – как он пишет в воспоминаниях, благодаря введенным им «механизации и электроосвещению». На уральских асбестовых рудниках никто из местных жителей, по его словам, никогда до этого не видел электрическую лампочку. «Мы закупили в Нью-Йорке и привезли в Алапаевск большое количество оставшегося после Первой мировой войны американского военного обмундирования, что нередко приводило к самым комическим результатам. Здесь, в глубине Советской России, можно было встретить людей, одетых в полную форму американского морского пехотинца».

Другой статьей дохода стал импорт-экспорт – помимо асбестовой, с благословения советского правительства он получил уникальную концессию – на ведение внешней торговли. «Импорт в основном состоял из оборудования, автомашин, тракторов и других средств производства. Вывозили мы самые разнообразные товары, но главным образом пушнину. Для этого по всей Сибири и на Урале были организованы скупочные пункты, как когда-то на американском Западе. Поздней осенью охотники приходили за авансом – продуктами питания, одеждой, ружьями и снаряжением. Весной они возвращались со шкурками норки, соболя и бобра, которые в конце концов оказывались на плечах элегантных дам Парижа, Лондона и Нью-Йорка». Хаммер продавал на Западе русские меха и отдавал большую часть выручки Наркомвнешторгу, но и себя не забывал. Только в 1924 году асбестовые рудники и экспорт-импорт принесли ему 6 млн долларов.

В своих мемуарах Хаммер не скрывает, что в середине 20-х годов не брезговал и валютной спекуляцией. «Теоретически обмен валюты частными лицами был запрещен, однако практически для этого был предоставлен один из пассажей ГУМа», где, как вспоминал Хаммер, располагалась «черная биржа». Он посадил туда своего брата Виктора, перед которым «лежали стопки новых банкнот различного достоинства, которые он предлагал в обмен на рубли».

И еще он «навел справки и выяснил, что карандаши в Советском Союзе – страшный дефицит, поскольку их приходится ввозить из Германии… До войны в Москве работала небольшая карандашная фабрика, принадлежавшая каким-то немцам, но она давно закрылась. …Я решил попытать счастья, занявшись производством карандашей».

Правда, о том, как они делаются, он не имел ни малейшего представления. И потому отправился в Германию, где производились лучшие карандаши, в Нюрнберг – центр карандашной промышленности, созданной семейством Фабер. Но после нескольких недель жизни в Нюрнберге Хаммер не смог ничего узнать о производстве карандашей. «Ревниво охраняя свою карандашную монополию, Фаберы издавна заботились о том, чтобы никто из подчиненных не знал более чем одно из звеньев их сложной организации. Представление о ней в целом было привилегией членов семьи и немногих верных служащих».

Он бы отступил, кабы не договор с Советским Союзом. «Думаю, если бы в тот момент я мог аннулировать полученную концессию, то я с готовностью пошел бы на это. Но как раз тогда, когда положение казалось совсем безнадежным, счастливый случай пришел мне на помощь».

Хаммер «познакомился с инженером по имени Джордж Бейер, занимавшим важный пост на одной из главных карандашных фабрик. Оказалось, в молодости, отличаясь любовью к приключениям, он незадолго до войны принял предложение построить карандашную фабрику в России. Война помешала осуществить его планы…» Хаммеру удалось убедить его уехать в СССР, и не его одного. «Я выяснил, что многие были готовы променять традиционную верность фирме на более свободную жизнь. В течение двух месяцев мне удалось набрать весь нужный штат – я предлагал гораздо лучшие условия». Все завербованные уволились и уехали в Советскую Россию, притворившись, что отправляются в отпуск в Финляндию.

Через шесть месяцев после подписания концессионного договора новым предприятием были выпущены первые карандаши. «В первый же год мы снизили розничную цену карандашей с пятидесяти до пяти центов, – хвастается Хаммер. – В результате их импорт был запрещен, что стало для нас дополнительным стимулом. …Наше производство в 1925 году увеличилось по сравнению с предыдущим годом с пятидесяти одного миллиона карандашей до семидесяти двух, а стальных перьев – с десяти миллионов до девяноста пяти».