Лещинский же нужен автору романа как образ, противопоставленный Баранову. Действиями Баранова движет честь, совесть и долг, действиями же Лещинского — честолюбие, корысть, отсутствие каких-либо нравственных норм. Но если Баранов в романе — личность сложная и многозначная, то Лещинский — образ без граней и оттенков, написанный достаточно прямолинейно. Характерно, что в действительности донесли Баранову о бунте сразу трое его участников15. В романе делает это один Лещинский.
Гораздо более интересным и значимым стало в книге противопоставление Баранова и петербургского чиновничества. С одной стороны, Баранов сам чиновник и гордится этим, с другой — он личность, не укладывающаяся ни в какие рамки, и тем более в рамки инструкций. В Петербурге же, оценивая деятельность Баранова и людей, подобных ему, считают:
«Вольноуправству в американских колониях надо положить предел. Слишком опасны республиканские соблазны Нового Света и слишком долго влияли Резановы, Мордвиновы, Сперанские... Там нужны люди, действующие по железной инструкции. И не разночинцы — «просветители индейцев», а верноподданные офицеры».
Акцентируя эту тему, И. Кратт несколько трансформирует историческую реальность. Капитана Гагемейстера, принимающего дела Баранова, он делает чиновником, прибывшим из Петербурга. На самом деле Гагемейстер в течение долгих лет служил в компании под началом главного правителя. Поэтому так притушен мотив личных просьб Баранова об отставке — читатель узнает об этом только во второй части дилогии из речи директора компании, хотя известно, что уже с 1810 года Баранов просил отставки неоднократно, а Гагемейстер принял пост главного правителя, только уступив настойчивым жалобам своего начальника16.
Чиновному миру в романе противостоят еще два персонажа — Резанов и Кусков. Поэтому и видит Баранов именно в Кускове своего продолжателя и соратника, что Кусков — человек, смело берущий на себя ответственность поступать не только по инструкции, но и по велению собственного разума и совести: «Господин Кусков по моей инструкции поступает, — ответил Баранов спокойно. — А коли что от себя делает — честь и хвала ему». Изображая Кускова и его деятельность в форте Росс, Кратт лишь слегка нарушает хронологию, что не имеет принципиального значения для романа17.
В случае же с Резановым автор достаточно вольно интерпретирует известные ему исторические источники.
Н. П. Резанов родился в 1764 году, получил хорошее домашнее образование. Некоторое время служил в петербургской Казенной Палате и затем — под начальством Г. Р. Державина, когда поэт был секретарем для доклада по сенатским мемориям. С 1797 года Н. П. Резанов становится секретарем, а позже обер-секретарем Сената. В это время он знакомится с Г. Шелиховым и женится на его дочери. В 1803 году Резанов был направлен послом в Японию, которую оставил в 1805-м и посетил русские поселения в Америке, где встретился с Барановым. Об этой встрече в романе говорится лишь вскользь, хотя она должна была войти в первую часть дилогии, охватывающую период с 1804 по 1812 год18. В изложении И. Кратта, Резанов, приехавший на Ситху с особенными полномочиями и для проверки состояния дел Баранова, становится его единомышленником. На самом же деле их встреча не была столь дружественной. Автору романа важно показать Резанова человеком, продолжающим дело правителя русских колоний, по сути своей противостоящим миру чиновного Петербурга.
Этой же цели служит и роль, сыгранная Резановым во время поездки в Калифорнию за хлебом (поездка длилась с февраля по июнь 1806 года). Резанов показан человеком, способным на неординарные поступки и сильное чувство. Изображая любовь Резанова и Кончи, Иван Кратт прямо противоречит тому историческому источнику, которым он пользуется. П. Тихменев в своем исследовании пишет, что дочь коменданта испанской крепости движима прежде всего честолюбием. В свою очередь, Резанов руководствуется не чувствами, а тактическими соображениями и интересами дела, ради которого он приехал: «Стараясь внушить этой девице мысль об увлекательной жизни в столице России, роскоши императорского двора и проч., он довел ее до того, что желание сделаться женою русского камергера сделалось вскоре любимой ее мечтою. Первый намек со стороны Резанова о том, что от нее зависит осуществление ее видов, был вполне достаточен для того, чтобы заставить ее действовать согласно с его желанием.