Жалко было смотреть на его превосходительство господина начальника, как он на четвереньках карабкался по склонам, непривычными к работе пальцами рассыпал крупу, — больше себе за шиворот, чем на землю, поливал траву потом и клял на чем свет стоит свою затею с куропатником. Над его головой кружили стаи куропаток, садились ему на плечи, на лысую, как куриное яйцо, голову, а которые понахальнее, те старались долбануть клювом в темечко или другое чувствительное место.
Приглядевшись, я увидел, что никакие это не куропатки, а искусственные птицы — перекрашенные на фабрике вороны, которым не слишком усердные Гасберовы подданные лишь слегка укоротили клювы и выпестрили оперение.
— Оляля, Гасби, а не твое ли это изобретение? — спросил я полковника.
Он не ответил, продолжая ругаться:
— Прохвосты, болваны, нахалы!
— На тебя насмотрелись.
— Я — начальник. А они не смеют!
— Тебе потеха, а им не до смеха, — но и мне было не до смеха. Прожорливые птицы налетели и на меня, как будто неделю не ели. Долбили острыми, отштампованными на комбинате клювами, хлестали крыльями, едва-едва отбился камнями, потому что никакого оружия, за исключением брючного ремня, с собой не захватил.
К вечеру мы до того вымотались, что не хотелось уже ни есть ни пить. Свалились на голую землю и заснули мертвым сном. Когда проснулись, тело болело, будто нас всю ночь цепами молотили. Не успели продрать глаза, как все началось сначала.
— Пусть делают, что хотят, я с места не сдвинусь, — решил Гасбер и украдкой сыпанул в рот горсть крупы.
— Как ты смеешь крупу его превосходительства Посоль фон Фасоля жрать? — кинулся к нему надсмотрщик. — В тюрьму упеку. Лягушкам скормлю! — Он схватил Гасби за шиворот и снова приставил к работе. А тот был до того измучен, что едва-едва мог поднять одну крупинку.
— Алло, полковник, ведь в вашей стране работают только те, у кого нет денег, — напомнил я его собственные слова.
— Надсмотрщик — дикарь и не знает наших законов.
— Оляля, но ведь ты миллионер!
— Да не взял я денег, Мики.
— Но ведь у тебя сто фабрик, Гасби?
— Не мог же я их сюда принести.
— Но ведь ты государственный деятель…
— Я печать потерял.
— А совесть ты с собой носишь? — прицепился к нему надсмотрщик. — Поднимайся и работай, а не то — вздую.
— Да ты человек или не человек? Пойми: нет у меня сил, не могу работать, — распинался перед надсмотрщиком полковник.
— Работай через немогу. Приказ есть приказ.
— Послушай, а кто издал этот дурацкий приказ?
— Его превосходительство Гасбер Посоль фон Фасоль, — отчеканил надсмотрщик.
Пришлось работать через немогу.
На обед нам дали по тонкому ломтику искусственного хлеба, по шкварке копытного мяса и по капле мякинного кофе.
— Так мало!? — возмутился один из новых работников. — Какой осел установил эту норму?
— Его превосходительство Посоль фон Фасоль, — ответили старые рабочие.
Не успели проглотить обед, как надсмотрщик погнал всех вниз, за новой порцией крупы.
— А отдыхать когда?
— Господин Фасоль запретил отдыхать.
— Хоть передохнуть дайте, — просил Гасбер.
— Ты и так втянул в себя две установленные Гасбером нормы воздуха.
— А чтоб его дракон проглотил, вашего живодера Гасбера! — не выдержал полковник и проворно зажал рот обеими руками. Испуганно оглядевшись вокруг, он тихо поинтересовался: — А здесь у вас поблизости драконы не водятся?
— Не-ет, — ответили работники. — Был один, да и тот давно в Перлон перебрался.
— Кто такой?
— Да Гасбер…
Больше полковник ни о чем не спрашивал. Горестно опустил голову и пошел работать. Я видел, что ему и вправду туго приходится.
Ночью со снежных вершин потянул холодный ветер, а к утру ударил мороз. Стуча зубами, я набрал хворосту, сухого мха, сложил костер и развел огонь. Рабочие удивлялись моим необычайным способностям, потому что все они с детства были научены зажигать только электрокамины.
— Знаете, ребята, я голодать больше не намерен. Надо пристрелить пару "воропаток" и запечь на костре.
— Да вы что! — побледнели работники куропатника. — Гасбер нас самих перестреляет.
— Мне кажется, что теперь и он не станет возражать. Как ты думаешь, Гасби?
— Понятное дело, — оживился полковник. — Голод заставит закон обойти, — и он стал меня подзадоривать. — Только как мы их поймаем, ведь у нас с собой никаких орудий нет…
— Да уж что-нибудь придумаю! Послушайте, братцы, а нельзя ли у вас тут раздобыть конягу? — спросил я рабочих.
— А что это за зверь такой?
— Ну, разве не знаете: две ноги бегут, две догоняют, два уха торчат, два глаза глядят и шестьсот ниток позади развевается.
— А-а-а, есть такой зверь, в зоологическом саду в клетке заперт. Только у него все не так: две ноги бредут, две волочатся, два уха повисли, два глаза закисли, а позади десяток волосин торчит.
— Сойдет и такой.
Под покровом темноты я пробрался в этот сад, разыскал клячу, вымазал ее медом, посыпал крупой, а к хвосту привязал крепкую дубовую палку. Потом перекинул коняге через спину две пустые плетеные корзины и повел в горы.