Великий охотник Микас Пупкус

"Ну нет, ты меня не проведешь", — подумал я и снова забросил удочку. Как только поплавок дернулся, я сунул голову в воду, чтоб посмотреть, как это карась готовит себя на сковородку. Но его превосходительство Гасбер схватил меня, вытащил и предостерег:

— Ты поосторожнее, в пруд выпущены крокодилы. Очень злые, мигом проглотят…

Но я не собирался отступать. Опять забросил удочку и вытащил… круг жирной колбасы.

— Алло, Гасби, что ты на это скажешь? — ехидно улыбаясь, я ждал ответа. — Скажешь, и тут карась виноват? — сунул я ему колбасу под нос.

Доверенное лицо президента покраснел как помидор и заорал в микрофон:

— Начальника пруда! Подать сюда этого мерзавца живым или на сковородке!.. Мигом!

Все карасиные пастухи перестали хлестать воду и указали кнутами на середину пруда. Через минуту из воды вынырнул человек в водолазном скафандре. Сняв шлем, он стал плаксиво оправдываться:

— Я не виноват, больше в холодильнике карасей не осталось, а колбасу я в потемках нечаянно за угря принял, — хныкал он, не понимая, что выдает величайшую тайну чудесного пруда.

— Да знаешь ли ты, что тебя ждет? — грозно нахмурился его превосходительство Посоль фон Фасоль.

— Знаю, знаю! Но во сто раз лучше смерть, чем такая собачья жизнь. С утра до вечера едут и едут иностранцы, и каждому нужно не меньше трех карасей на крючок подвесить. А откуда я карасей наберусь, если в этом тухлом болоте лягушки, и те не водятся?! Делайте со мной что хотите, только не держите начальником в этом вонючем аду…

Многоточие…

ЗАЯЧИЙ ОСТРОВ

Рыбу ловят сетью, певчих птичек снастью, людей глупых — лестью.

Чем дальше мы отъезжали от столицы Нейлонии, тем чаще и чаще по дороге попадались низкорослые чахлые кустарники, кривые засохшие сосны и поникшие желтолистые березы. Только изредка мелькали клочки каких-то посевов, островки увядшей травы. Глазу не за что зацепиться.

После неудачной рыбалки Гасбер молчал, будто рот у него заштопан, и о чем-то думал. Машина мчалась по скучным, выжженным солнцем полям. Наконец полковник не выдержал:

— Алло, Мики, довольно дуться. Ты, конечно, великий охотник, но скажи, пожалуйста, можно ли каким-нибудь другим манером в этом борще рыбу поймать?

— Нельзя.

— Ну видишь. Нужно же президенту где-нибудь после тяжелой работы отдохнуть…

— Нужно-то нужно, но зачем же обманывать самих себя?

— Оляля, Мики! Ты и вправду дикарь или разыгрываешь простачка? Я же не себя, а иностранцев обманываю. Ну, иногда и президент на эту удочку клюнет. Но ничего плохого с ним случиться не может. Ему от всех болезней по три раза прививки делали.

Мне вдруг вспомнились волчата, развешенные на деревьях, их жалобный писк, я увидел смертельно перепуганных, лежащих ничком на снегу северян, словно наяву представил опустошенный и нищий их край и почувствовал лютую ненависть к полковнику. Я больше не сомневался: это он, и никто другой, обучил моего жадного соседа жестокому ремеслу. Надо было что-то делать, немедленно, не откладывая. Но я все-таки сдержался и спросил равнодушным тоном:

— А разве президент ничего не замечает?

— Нет, он близорукий и рыбачить не любит.

— Так зачем же он на рыбалку ездит?

— Этого требует его государственное положение.

— Все равно это преступление.

— А что же нам делать?

— Не загрязнять воду. Это единственный выход.

— Теперь уже поздно, — Гасбер круто повернул машину, перелетел через забор из тройной железной сетки и остановился.

Мы вышли из машины, я огляделся и увидел невдалеке странного красного зайца. Заяц тяжело прыгал по серому полю с искусственной травой, а за ним толпой шли люди в белых халатах, они громко гомонили, о чем-то спорили между собой и записывали свои слова в толстые книги.

— Что это они делают? — спросил я.

— Они хотят приучить зайцев есть искусственную траву. Красношкурого две недели кормили нейлоновым сеном. После опыта заяц вообще больше ничего в рот не берет. Но, как видишь, эти люди не унывают и пробуют найти выход.

— Совершенно правильно, — сказал один из ученых, — прежде чем перейти на новый корм, мы должны отказаться от старого.

— А зеленые очки ему надевали? — спросил я с издевкой, да жаль, никто этого не заметил.

— Надевали, но ничего не добились, учуял подвох косой. Сегодня мы перешли ко второму этапу эксперимента — нос ему бензином натерли и наблюдаем, что получится.

Жалко мне стало беднягу, едва удержался, чтоб тут же на месте не расправиться с браконьером Гасбером, но подумал, что все же еще не время. С таким хитрым и коварным врагом кулаками ничего не добьешься.

— Ну хорошо, исследуете, работаете, экспериментируете, сколько разума хватает, но зачем же издеваетесь над беднягой, зачем ему шкуру выкрасили?

— Видите ли, уважаемый коллега, у наших людей зрение слабое и серые предметы они не различают. Кроме того, и охотникам по крашеному зайцу легче стрелять: приметный, далеко не убежит и не спрячется.

— Оляля, Гасби, а не лучше ли мудрость свою на то направить, чтобы над фабриками колпаки поставить и не пускать в воздух дым и копоть?