Великий охотник Микас Пупкус

— Оляля, Мики, а какой же это хозяин позволит вешать колпак над своей трубой? У нас такой обычай: что мое, то мое, а что твое — то тоже мое.

— Оляля, Гасби, уж не ваша ли умная машина эту чепуху придумала?..

Внезапно над головой что-то завыло, засвистело, и появилась огромная летающая тарелка. Да какая там тарелка… Летающая лохань! Она подняла облако пыли и опустилась прямо в центре этого серого смерча. Когда пыль осела, к летающей лохани подъехал огромный кран и стал вытаскивать из люка пластмассовые ящики, в которых сидели ошалевшие зайцы. Вдруг один ящик треснул, распался, зайцы вывалились на землю и врассыпную кинулись наутек.

Все, кто был поблизости, бросились их ловить. За зайцами носились на мотоциклах, загоняли их до упаду, но дальше этого дело не шло. Едва кто-нибудь пробовал поднять зайца за ноги или за уши, как тот начинал вырываться и раскидывал ученых, как слон муравьев. А все объяснялось очень просто: от искусственного питания ученые до того отощали и ослабли, что вчетвером едва-едва справлялись с одним зайцем. Навалившись на него, они связывали зайца веревками, сковывали цепью и только потом, подняв беднягу краном, снова отправляли в ящик.

Насмеявшись над "силачами" на три дня вперед, я обратился к доверенному президента:

— Послушай, полковник, а не мог бы я на этой лохани прокатиться туда, где выращивают таких могучих зайцев?

— Можно, да только далековато.

— Ничего, я не боюсь путешествий.

— Тогда летим.

Немного отдохнув, мы пересели в летающую лохань и поднялись на семь мушиных пядей. Сверху я увидел в пенистых волнах моря зеленую, освещенную солнцем точку. Она приближалась, росла, ширилась, наконец, наша лохань опустилась на Заячий остров. Жители острова тут же проверили наши документы, а серьезные ученые, перед тем как показать нам остров, прочли несколько длинных и грустных лекций о том, как вредно употреблять в пищу зайчатину, как плохо отражается она на здоровье человека, как опасен ее запах, вызывающий двадцать шесть ужасных эпидемий.

— Что за наглая ложь! — возмутился я. — Что за бесстыдный обман!

— Ничего подобного, никакой это не обман, лекции предназначены для местных пастухов: чем больше мы их настращаем, тем меньше они зайцев съедят.

Опять этот отвратительный фон Фасоль испортил мне настроение. На острове я было отошел: снова увидел зеленый трехлистный клевер, пожевал кисленький листок заячьей капусты, насладился сочной морковкой, а тут опять он со своей дурацкой жадностью…

"Ну погоди!" — злился я молчком. Ходил по полям, нюхал душистые цветы, настоящие, не искусственные, и злился.

— Послушай, чужеземец, зачем ты траву в нос суешь? — спросил меня один из заячьих пастухов, прилетевший на небольшом вертолете.

— Нюхаю, бестолочь, нюхаю.

— А что это значит?

— Ничего. Она пахнет.

Он пожал плечами:

— Я одно знаю — она несъедобна.

А второй, увидев, как я делаю гимнастику, подлетел ко мне поближе и спросил в упор:

— Что это ты делаешь?

— Спортом занимаюсь.

— А зачем это нужно?

— Чтоб здоровее быть.

— Шутки шутишь. Зачем руками размахивать? Пусть машины работают, у них здоровья больше…

Всему они удивлялись, но больше всего Чюпкусу.

— А почему у твоего зайца такие вислые уши? — спрашивали меня и взрослые и дети.

— Ему на шею нужно повязать капроновый бант, — предлагали девочки.

— Из такого длинного хвоста замечательный кнут можно сделать, зайцев гонять, — с завистью говорили пастухи, не видавшие на своем острове никаких зверей, кроме зайцев.

Так гостил я на Заячьем острове, наслаждаясь живой природой. И вдруг налетел страшный ураган. Он повалил огромные электрические столбы, перепутал провода и унес все это в широкое море.

Остров остался без электричества. Остановились машины, не летали вертолеты, люди, не умея зарядить карманные аккумуляторы, перестали слышать, двигаться, потом говорить, а в конце концов и думать.

Не работало радио, телеграф и телевизоры. Никто не производил искусственной пищи, капель, микстур и пилюль. Над островом навис голод, потому что жители Заячьего острова без электричества не могли даже под ногтями почистить.

А ураган свирепствовал, и помощи ждать было неоткуда. Удрученный Гасбер пришел ко мне посоветоваться. Он совсем ослаб от голода и не мог произнести больше двух слов, только показывал пальцами на рот и повизгивал, как молочный поросенок.

Но что я один мог поделать? Ломал-ломал я голову, пока, наконец, нашел выход. Отобрал десять самых сильных пастухов, приказал им прежде всего снять с головы стеклянные колпаки и поглубже вдыхать живительный горьковатый ураганный ветер. Ничего, немного приободрились. Тогда я поймал зайца, сварил вкусную похлебку, покормил их и мигом поставил на ноги. Затем распорядился набрать острых камней, разбросать на полях, а когда ветер стих, посыпал камни сухим мелкокрошенным табаком. А такого табака, как мой, поискать! Я семена в самой Чубуркии раздобыл, полынным отваром смачивал, соком дурмана кропил, рядом с мятой-рутой хранил, под багульником сушил, с чесноком растирал, оттого и дух у табачка такой, что не только зайцы, но и безносые островитяне за версту чуяли.