Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны

Маршал Николай Огарков и другие военные руководители были наиболее категоричны, и хотя они, несомненно, ссылались на западную военную угрозу как на оправдание своих собственных призывов к более активному использованию американских вооруженных сил, они, тем не менее, считали, что американская военная мощь - это не то, что нужно.

Более того, некоторые из килийских лидеров, выступавших против наращивания советских вооружений, выражали свою озабоченность американскими программами. Например, член Политбюро Константин Черненко в начале 1982 года заявил, что наращивание вооружений НАТО "превышает все разумные пределы" и сопровождается планами ядерной войны, включая первое применение ядерного оружия и (якобы) упреждающие удары. "Все это, - заключил он, - означает, что процесс милитаризации на Западе вступил в новую, гораздо более опасную фазу". Аналогичным образом, Андропов, ответственный за экстраординарную      в середине 1982 года публично предупредил, что "администрация в Вашингтоне пытается вывести все развитие международных отношений на опасный путь... ухудшая всю ситуацию и усиливая опасность войны". Некоторые высокопоставленные советские дипломаты, которые в частном порядке признали, что не разделяют столь экстремальную оценку, отметили, что, тем не менее, некоторые официальные лица в Москве действительно считают, что Соединенные Штаты готовятся к войне.

Советские официальные и академические советники и комментаторы демонстрировали как неопределенность, так и различия в своих оценках новой американской администрации и перспектив советско-американских отношений. Конечно, не было расхождений во взглядах на идеологическое предположение о том, что природа капиталистической системы склоняет империалистические державы, прежде всего Соединенные Штаты, к враждебной и агрессивной позиции по отношению к Советскому Союзу. Но, хотя такое предположение и было принято, оно не могло не вызывать разногласий.

 

Идеологические постулаты все еще не были прямо оспорены, анализ политики продвинулся далеко вперед в сторону более сложного понимания (не всегда правильного, но, по крайней мере, не исключающего более обоснованного анализа). Для аналитического сообщества в Москве существовала сильная тенденция к оптимистическому взгляду, особенно в начале правления новой американской администрации. Предвыборная риторика отвергалась как руководство к действительной политике новой администрации (в качестве негативного примера приводился "тот самый старый банкрот Картер", который пришел к власти как сторонник разрядки и разоружения, а стал "зачинщиком новой холодной войны и очередного витка гонки вооружений"). Еще до инаугурации, но уже после выбора нового кабинета, сотрудник Отдела международной информации ЦК прокомментировал, что в состав кабинета были выбраны "люди в основном умеренных взглядов", и хотя он считает, что новая администрация займет "жесткую" позицию, были признаки того, что она будет рассматривать улучшение отношений с СССР как "главный приоритет". "Однако, особенно после того, как Александр Хейг и Каспар Уайнбергер дали показания на слушаниях по выдвижению кандидатов, советские аналитики раскритиковали акцент кандидатов на наращивании военного потенциала и обвинили их в стремлении добиться стратегического превосходства над Советским Союзом, чтобы поставить Советский Союз в невыгодное положение на переговорах по стратегическим вооружениям.

Даже спустя несколько месяцев после вступления в должность администрации Рейгана некоторые видные советские комментаторы продолжали утверждать, по словам Георгия Арбатова, что "мало кто решится сделать вывод о будущей политике новой администрации США на основе первых заявлений президента и госсекретаря". Он отметил, что традиционно американцы отводят каждой новой администрации первые сто дней для определения курса, и добавил: "Более осторожные люди говорят о шести месяцах или даже годе. А скептики говорят о еще более длительном сроке". Аргумент Арбатова заключался не в том, что антисоветские настроения ведущих деятелей администрации Рейгана, отраженные в их первых заявлениях, были неясны - "Если им чего-то и не хватало, то скорее политического такта и вежливости, чем ясности". Причина, по которой Арбатов считал, что еще слишком рано оценивать политический курс новой администрации, заключалась "прежде всего в том, что их заявления еще ни в коей мере не преодолели разрыв между давно известными мнениями этих политиков и сегодняшними реалиями и конкретными условиями в нашем мире, в котором Соединенные Штаты занимают ведущее место".