Великий пир

Проклятие! В голове шумело, трещина лица пульсировала болью, я чувствовал, что совсем скоро отключусь. Я с криком расколол череп санитара вялым ударом аптечки, чтобы хоть как-то взбодрить организм. В осколках блеснул ключ, невесть как туда попавший. Так вот, что привлекло птицу к костям, ей понравился блеск металла.

Взглянув на тело птицы с неуместным сожалением, я провернул ключ в замке и он со щелчком открылся. Благо, все медикаменты оказались на месте. Я нашел пузырек нашатырного спирта, открутил крышку, а затем глубоко вдохнул его пары. Резким запахом, едва ли не огненным, дыхательные пути будто обожгло, взгляду вернулась ясность, пусть временная.

Я брызнул на рану на боку перекисью водорода, и, когда перекись запузырилась, вступив в реакцию с кровью, не удалось сдержать болезненного крика. Я зажал рану комком ваты, туго обмотал его бинтом, а затем намотал еще один слой бинта выше раны, стремясь максимально уменьшить кровоток в нижнюю часть туловища. С хрустом разорвал бинт, туго завязал узел, хотел обработать рану на шее (мало ли, что там было у Жени на клыках), но сила уходила из рук, они тяжелели. Перед глазами поплыли жирные черные пятна, шум в голове усилился, я глубоко вдыхал нашатырь, но вдохи ни к чему не приводили.

Я погрузился во тьму, и понял, что вряд ли когда-нибудь очнусь.

Но человеческое понимание – вещь очень нестабильная и гибкая. Сначала ты понимаешь факты одним образом, а потом совсем иным, часто полностью противоположным исходному. Меня разбудил пробурчавший желудок и чувство голода, я распахнул глаза, обнаружив, что валяюсь со скелетом в обнимку.

– Твою мать! – я брезгливо оттолкнул скелет, и на удивление бодро вскочил, тут же сделавшись будто каменный.

Зрение было четким, ясным. Кровь стабильно курсировала по телу, наполненному силой. Ум работал с необычайной бодростью. Мышечный тонус восстановился, в приступе неверия я сжимал и разжимал кулак, убеждаясь, что мышцы послушные. Я заметил даже улучшение состояние относительно того, в котором пребывал дома. Никогда так не высыпался, даже если спать удавалось полноценно.

Все бы хорошо, если бы не дикое чувство голода, давившее на желудок.

Нижняя часть туловища, как и следовало ожидать, немного онемела, но ослабшими руками я не мог сильно затянуть бинт, потому конечности исправно двигались. Развязав повязку, я отодрал окровавленную марлю, увидев на боку пятно засохшей крови. Даже не сразу понял, что раны попросту не осталось.

Что за дела?

Осторожно ткнул бок пальцем, боясь приступа боли и уже стиснув зубы, но ничего не произошло. Ни боли, ни раны, в общем, одни чудеса. Похоже, кроме обычных заморских птиц ту была необычная, заморская атмосфера, плодотворно отразившаяся на организме.

Новое состояние я воспринял с огромным облегчением. По телу прошлась волна тепла, мышцы расслабились, я осознал, что выжил, а значит, смогу добраться домой. Или хотя бы куда-нибудь.

Из песка достал небольшую деревянную табличку, струхнул с нее песчинки, прочел: «Берегись тритов», а под надписью трафаретный рисунок птицы с тройной челюстью, выполненный густой черной краской. Триты? Я взглянул на тело убитой птицы. Значит, тварь тут точно не одна.

Где остальные?

Будто реагируя на мысли, пара тритов с воем села на крышу палатки, вцепившись в ткань когтями. Ну и голоски же у них были…. Меня до мурашек продрало. Не хотелось бы мне с утра пораньше услышать такое чудное пение. Триты глядели на меня оценивающим взглядом, но приближаться пока не рисковали, наверное, увидели тело погибшего соплеменника.

На скелетах я увидел многочисленные пробоины, явно проделанные чем-то, напоминавшим птичий клюв. Уж не триты ли над лагерем поработали? Решив пока не думать об этом, я сосредоточился на текущей задаче, а именно – выбраться из пустыни. На небе светило три солнца, издавая такой томительный жар, что я удивился, как вообще могу стоять на открытом месте. Тут любой коренной араб с ума бы сошел.

Пожевать бы чего-нибудь.

В пустовавших жилых палатках кроме коек и растрепанных местной живностью старых сухих пайков, кроме коробка спичек, ничего не было. Перекусить не получится. Голод, конечно, не усиливался, был терпимым, но терпеть как-то не хотелось. Обнаруженные спички сунул в карман.

Вот же черт…. Я отчаялся.

Куда меня, офисного планктона, запихивать в такие условия? Если Бог пошутил, то с чувством юмора у него явно проблемы. Я даже первую помощь себе грамотно оказать не могу, не говоря уже о более сложных вопросах выживания. Достал из внутреннего кармана кошелек, нашел там пару банковских карт типа «платиновый VIP» на имя Владимир Щепетнов, а так же пропуск в офис компании «Риткор», на котором виднелась гордая надпись «Генеральный директор». Да хоть минеральный!

Денег у меня было полно, но в пустыне, вдали от цивилизации, даже Уоррен Баффет со своими миллиардами бы подох. А говорила мне мама: «Занимайся спортом, сынок, учись выживать», да куда там нам, золотым детям.