Великий подвиг труда

Не прошло и двух недель, как Г. Д. Сапрыкин вызвал меня и объявил: «Завтра пойдете на работу в облисполком». Оказывается, уже состоялось решение бюро обкома — направить меня на работу в исполнительный комитет областного Совета депутатов трудящихся заместителем председателя по вопросам здравоохранения, народного образования, социального обеспечения и культуры.

Решением бюро обкома на меня возлагалась также персональная ответственность за прием и устройство эвакуированного населения. «Это самое главное, за что вы в ответе перед партией и народом», — сказал мне на прощание секретарь обкома.

Очевидно, ни у кого не было времени на предварительные переговоры со мной, никто не спросил, смогу ли я справиться с таким большим и ответственным делом, хватит ли у меня сил, знаний и опыта.

Что делать? Ну, надо, так надо! И вот 3 июля 1941 года началась моя работа на новом месте.

Сейчас, спустя много лет, перелистывая страницы своей памяти, я отчетливо вспоминаю необыкновенно холодную, лютую зиму 1941—1942 годов.

Ночь, четыре часа. Челябинский вокзал. Трескучий мороз. Под ногами звенит застывший перрон. На втором пути стоит длинный, темный, с тщательно зашторенными окнами поезд. Он привез ленинградских ребят.

Из Ленинграда прибыли дети.

Идем по вагонам, до отказа забитым детьми, они лежат по двое на каждой полке. Они не спят и не по-детски серьезно, очень строго смотрят на нас, незнакомых людей.

В вагонах удивительно тихо. Все вокруг: и эта напряженная тишина, и эти строгие глаза детей — все, все кричит, все вопиет о большой беде, о тех черных тучах, что нависли над нашей Родиной!

Днем и ночью приходят все новые и новые эшелоны с детьми, женщинами и стариками. Непрерывным потоком течет людская река. Из опаленных войной сел и городов прибывают люди, сорванные с родных, насиженных мест, где жили их отцы, деды и прадеды. Прибывают люди, потерявшие все, что ими было нажито ценою большого, нелегкого труда. Потери многих невосполнимы: кто потерял детей, кто мужа, кто отца, кто мать.

И всех надо накормить, одеть, обуть, дать место в нашем доме, под нашей крышей. Но и это не все. Надо еще подбодрить их, помочь обрести утраченный душевный покой, залечить раны сердца, самые тяжкие из всех ран.

За первый же год войны Челябинская область (в то время в ее состав входила и нынешняя Курганская область — моя родина) приняла более 35 тысяч эвакуированных детей. Это только те, кто прибыл с детскими учреждениями: интернатами, яслями и садами, детдомами, домами ребенка и санаториями. А сколько же детей приехало с мамами, бабушками и дедушками, со знакомыми и совсем незнакомыми людьми? Им нет числа!

Где взять помещения, чтобы разместить прибывших? Были заняты школы, санатории, даже больницы. Немалую часть детских учреждений пришлось размещать в домах колхозников.

Партийные и советские органы Шадринского района явились инициаторами нового, замечательного патриотического почина. Они организовали шефство колхозов и предприятии над эвакуированными детскими учреждениями. Это патриотическое движение нашло широкий отклик у советских людей и охватило всю страну.

От своих шефов дети получали дополнительно мясо, молоко, картошку и другие продукты.

Коллективы рабочих промышленных предприятий из обрезков материалов в свободные от работы часы шили детскую одежду и обувь. Рабочие райпромкомбинатов делали для малышей необходимую мебель.

В это самое трудное для страны время, когда в каждой семье было и свое собственное горе, в полной мере раскрылись вся красота, все богатство прекрасной души моих дорогих земляков-южноуральцев.

Не по приказам и циркулярам, а по велению собственного сердца шли они к эвакуированным детям. И каждый чем-нибудь старался помочь этим маленьким переселенцам: кто приносил валенки, кто шапку, кто пальтишко, кто игрушки. Крынка молока, яйцо, часто отнятые от своих детей, ведро картошки — вот в то время самые драгоценные подарки!

Иногда приходится слышать, что уральцы и сибиряки — люди суровые, неласковые. Это трижды неправда! За суровой внешностью у сибиряков и уральцев скрывается большое сердце, сердце самое нежное, самое ласковое, самое отзывчивое, самое надежное. Я говорю об этом не ради красного словца. Я знаю это наверняка. Ибо за свою жизнь мне довелось видеть много, очень много людей, живущих на разных широтах, в разных странах.

Маленькие переселенцы нуждались не только в сытом обеде, в одежде и обуви, им нужна была теплота родительских рук. Нужно было окружить малышей материнской заботой, лаской, помочь им перенести разлуку с родными, а многим — гибель отцов и матерей.

И вот из глубины людских сердец поднялось новое патриотическое движение: эвакуированных детей стали брать в свои семьи рабочие, крестьяне и служащие. Я не могу сказать, сколько взято детей в семьи на патронат — на время, пока не разыщутся их родители или родственники, не могу назвать и число усыновленных детей. Я просто не знаю этой статистики.