Великий поход

— Чем люди смогут питаться всё это время? И уйдут ли с ними их семьи? — Атитхигва снова заглянул в глаза кшатрию. Видимо, хотар привык не во всём полагаться на добросовестность собственных ушей. В вопросах передачи полной достоверности хитроумных планов.

Индра улыбнулся. Пойманный взглядом сметливого человека.

— Я был бы не Атитхигва, — осторожно начал жрец, — если б не подозревал, что ты меня дурачишь.

Индра засмеялся.

— Рассказывай, что задумал.

— Третья грань истины, — с удовольствием заметил кшатрий.

— Что? Значит, коровы…

— Останутся в Амаравати. Никуда не уйдут.

Теперь Атитхигва не смог скрыть удивления.

— Всё до противного просто, — говорил Индра. — У нас будет не один загон, а два. Разделим их высокой стеной. Которую можно легко положить на землю и снова поставить. За пару часов стадо отгонят на другую сторону. С вечера мы заставим выдоить всех коров, чтобы они не мычали ночью и особенно утром. Для вайшей в пути мы заранее приготовим небольшие стада. Во-первых, правдоподобно — отбились от перегона, во-вторых, — еда на время перехода.

А жёны скотников через пару недель и погонят коров. Всех коров. Знаешь, почему? Потому, что вайши не вернутся.

— Не вернутся, — повторил Атитхигва.

— Не вернутся! — подтвердил Индра. Это, конечно, проблема, но мы её решим. Ведь колесо катится!

— Уже, — добавил Атитхигва. — Но, чтобы такое получилось, нужно быть больше чем Кавьей Ушанасом.

— Да, — согласился воин, — нужно быть Индрой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Они запрягают жёлто-пламенного, бродящего вокруг

неподвижных.

(Ригведа. Мандала I, 6)

— Хорош бы я был, если б сунул эту шею в ярмо! — говорил Индра, намывая замершего от удовольствия коня. Дадхикра даже перестал жевать. Теперь, когда в загоне мирно паслась пара буланых, Индра мог позволить себе благодушие.

Возле камышовой хижины рядком стояли колесницы. Одна другой краше. Бхригов уже вне мастерового занятия было и не представить. Колесо захватило жрецов настолько, что его изображения помещались на домашней утвари, на телах, в виде татуировок, и даже среди ритуальных принадлежностей арийского обряда по части зажигания огня.

* * *

Кое-кто уже приписывал это изобретение Сурье. Такому же круглому, если присмотреться, рискуя при этом обжечь глаза. Бхриги дали своё название колесу — мандала.

Как оказалось, она содержала массу важных и полезных для всякого думающего человека сведений. О жизни, о судьбе, о мировом законе — рите и ещё о множестве существенных и несущественных вещей. Повторяемость — вот что более всего привлекало бхригов в мандале. Подумать только — лишь два года прошло с того момента, когда Индра и Атитхигва собрали первое колесо для предполагаемой повозки, а мыслить уже вне мандалы огнепоклонники попросту не могли.

Ну ещё бы, ведь познание времени, расстояния и даже собственной судьбы стали возможны только в части бесконечного колеса. Однажды запущенного волей богов. Сразу же обнаружилось, что и время, и расстояние, и судьба —тоже мандалы, обрёкшие человека на зависимость от собственных законов.

Примеров хождения «колёсной» истины нашлось множество. Бхриги только успевали их замечать.

— Почему же всё-таки восемь частей?! — приставал Атитхигва, потрясая Индру за плечи. — Что руководило тобой, когда ты взялся собирать колесо?

— Брось искать подтексты. Кому принадлежит высказывание, что у всего есть разные объяснения и не нужно цепляться за наиболее экзотическое?

— Да, ты усвоил мой реализм, — отступал Атитхигва, — правда, он не учитывает одного обстоятельства.

Индра пытливым взглядом принудил хотара говорить дальше. Впрочем, он и так бы говорил.

— Он не учитывает того, что за познание может взяться и нетипичный ум. Кавья Ушанас.

— Нет нетипичных умов, — возражал воин, — есть третья грань сатвы.

Число восемь действовало на огнелюбивого мудреца возбуждающе. Глядя на его умственные потуги, воин шутил, что это счастье, когда есть чем заняться. Бесплодный умственный азарт Атитхигвы исходил из того, что восемь — собственное число круга. Причём вразумительных объяснений этому хотар дать не мог.

— Любое число может быть числом круга, — спорил Индра. — Например, арийцы-дашагвы числом совершенства считают десять. Божественное — в десяти. Повторяемость — в десяти. Судьба человека и окружающего мира — в десяти.

— Десять — число истины, но не число круга, — поправил хотар. — Дашагвы пока просто не знают мандалы.

— Даже если они её и узнают, десять не станет менее совершенно.

Атитхигва затряс головой, устав от бесполезности этих обсуждений:

— Слишком много силы огня мы тратим ни на что. Просто на разговоры. Огонь должен дать свет и тепло. У нас он только жрёт дрова. Я же не призываю тебя к низвержению десятичности. Мне только нужен смысл восьмёрки!

— Сиддхи считают, что восьмёрка — это два соединённых горловинами сосуда. Перекатывающие содержимое под названием «жизнь».