Великий полдень

Между тем Петрушка вновь был у микрофона и снова делал реверансы в сторону народного кандидата и Папиной ложи, а также распространялся насчет идей возрождения и объединения. Вдруг он заговорил о таком предмете, который сразу привлек мое внимание. А именно, об архитектуре. Каким-то образом он вырулил на эту тему из дебрей рассуждений об исторической миссии нынешней России. Петрушка процитировал только что произнесенные с трибуны Папой слова о том, что, дескать, символично и не случайно то, что Россия переехала в Москву. Затем залез в «божественное» и пустился в рассуждения о том, что, как это ни удивительно, некоторые монументальные свершения, которые воспринимались современниками как нечто на первый взгляд откровенно сатанинское, немного погодя начинали восприниматься с точностью до наоборот. Так в свое время воздвижение «лжеименного» Нового Иерусалима (как и все евангельское, что наши православные пытались буквально перенести на русскую почву) воспринималось злокозненным деянием патриарха Никона, который, якобы, находился в услужении у дьявола. И город этот для многих, не только старообрядцев, наверняка был антихристовым городом. Однако по прошествии некоторого времени он сделался святыней русского православия, Божьим Городом… Так, мол, Господь срамит дьявола, преображая даже черные его дела. В свое время вот сталинские высотки тоже казались псевдо-стилем, а затем сделались лицом столицы. Это, вообще, такой чисто русской феномен — Преображение. Все инородное, чуждое, будучи пропущено через русскую почву, становиться неотъемлемой частью Святой Руси.

Совсем не прост, оказывается, был этот Петрушка. Со многим из того, что он сейчас сказал, я готов был согласиться всей душой.

— Сама архитектура этого нового градостроительного комплекса с его уникальным нео-имперским стилем, — распинался он, — способствует процессу пробуждения в наших душах лучших стремлений и помыслов. На наших глазах посреди рутины, упадка, духовной и материальной дезинтеграции возникло нечто монолитное и идейно целостное. Должно быть, многие из вас не раз ловили себя на подсознательном чувстве, что это в нашей собственной душе возник светлый прообраз нового возрождающегося мира, прообраз, как изумительно выразился многоуважаемый предыдущий оратор, Божьего Града. В его стенах и от его стен начнется отныне воплощение мечты о нашей России. И вдохновлять нас будет именно архитектура… — Тут он сделал многозначительную паузу. — К сожалению, до сих пор автор исторического проекта был известен лишь в довольно узком кругу специалистов. Между тем, в народе уже давно циркулируют слухи о загадочном Архитекторе и Зодчем. Но это не слухи, уважаемые! Он действительно существует. Он является активным участником наших мероприятий. В президиум уже поступило предложение о том, чтобы ходатайствовать перед властями об увековечивании его фигуры посредством помещения его точной копии в данном зале среди других достойных фигур нашего отечества, а также установления мемориальной доски на доме, в котором он проживает. Доска, кстати, уже разработана энтузиастами из местных органов самоуправления на средства культурных благотворительных фондов… — Тут Петрушка снова принялся хлопать, и зал разразился рукоплесканиями. — Уважаемые делегаты, этот достойный и славный человек, наш Архитектор, сегодня находится среди нас, он счел своим долгом присутствовать на этом историческом заседании. Сейчас он скажет нам несколько слов…

Делегаты и гости, конечно, стали вертеть головами, высматривая меня.

Не то чтобы я отличался большой скромностью, но в этот момент я действительно был готов провалиться сквозь землю. Мне сразу припомнился тот случай, когда меня вытащили выступать перед нашими местными громилами бандитами. Но ведь тут-то, наверное, были не одни бандиты.

— Ну что же ты, — энергично подтолкнула меня жена, — раз уж пришел, иди скажи, что ты тоже часть России, поблагодари за добрые слова в свой адрес!

— Иди, иди, Серж, — шепнула мне с другой стороны Мама. — Очень хорошо! Ничего, кроме пользы, от этого не будет… Ради нее, — чуть слышно прибавила она. — Считай, что вы с ней уже помолвлены. Тайно помолвлены. Это между нами…

Меня словно обдало горячей волной. Как будто в легком хмелю я выбрался из ложи и стал кое-как пробираться к трибуне. Из Папиной ложи на меня с любопытством смотрели обе девушки и сам Папа. О. Алексей перекрестил меня. На трибуне меня уже ждал листок с небольшой речью. Мне оставалось лишь прочесть ее вслух. Что поразило меня, едва я пробежал речь глазами (я успел это сделать, пока затихали аплодисменты), в приготовленной для меня шпаргалке не содержалось ничего такого, что противоречило бы моим убеждениям или хотя бы раздражало. Текст был таким, словно я сам его и писал. Я понял, что за папку передала в президиум изумрудноглазая девушка Альга…

Делать было нечего. Я отбарабанил текст. В конце, как ни странно, даже не значилось никаких идиотских лозунгов. Лозунги произносились и без меня.

— Москва!.. Россия!.. Победа!..

8