Свершилось. Москва была провозглашена заповедной и материнской территорией России, последствия чего в то время никто не мог предвидеть.
Между прочим в резолюциях исторического заседания в качестве одного из пунктов «слушали постановили» было черным по белому указано, что отныне я, такой то и такой то, являюсь действительным и постоянным членом нового движения, и мне официально присваивается звание Великого Народного Архитектора. Этот чисто формальный и, казалось бы, сугубо протокольный пункт совершил самые конкретные и ощутимые перемены. Я превратился не то в государственного, не то в общественного деятеля, и оказался в непривычной гуще событий. Я что называется мгновенно сделал карьеру.
Во первых, меня завалили разнообразными денежными пособиями из специального закрытого фонда России. Я тут же стал получать всевозможные «архитекторские» и «представительские», гонорары за «участие» в работе аналитических групп, единоразовые пособия «на культурные нужды», а также прекрасные продовольственные пайки к общегосударственным и, особенно, к церковным праздникам. Теперь у меня завелись живые (и немалые) деньги, которых я давным давно не держал в руках.
Во вторых, в особняке, где располагался офис местных органов самоуправления, мне был отведен довольно таки обширный личный кабинет, на дверях которого засверкала свежая золоченая табличка с моим именем. Якобы для общения с народом кабинетик. Апартаменты. Я там, конечно, почти никогда не появлялся, чего от меня, впрочем, никто и не требовал, поскольку, как оказалось, у меня хватало других гораздо более масштабных, по сравнению с районной суетой, дел.
В третьих, и это, пожалуй, самое главное, теперь практически постоянно и с полным на то основанием я мог находиться в Москве. Многочисленные рабочие комиссии прочно обосновались в Шатровом Дворце, а раз в неделю в главном зале проходило расширенное заседание. Я с удовольствием пользовался любым случаем побыть в родных стенах.
Появилась у меня и надежда на собственные апартаменты в Москве. Сведущие люди подсказали, что мне следует обратиться с соответствующим заявлением непосредственно в центральный аппарат, в комиссию по жилищному фонду. Что, мол, для более плодотворной работы мне необходим офис в Москве, причем желательно поблизости от Шатрового Дворца. Я подал заявление и, как ни странно, очень скоро получил ответ, что мое заявление рассмотрено на заседании соответствующей комиссии, моя просьба признана в целом обоснованной, и возможности изыскиваются… В свое время, после нелицеприятных и даже унизительных объяснений с Папой, что неплохо бы мне (хотя бы как почетному гражданину и т. д.) обзавестись пусть самыми скромными, но собственными апартаментами в Москве, уязвленный в лучших чувствах, я плюнул — не надо, мол, мне Москвы, как-нибудь обойдусь без нее, — ан нет, как выяснилось, что еще как надо!..
Помимо приличного денежного содержания и продовольственного обеспечения, я обнаружил и вовсе неожиданную заботу о собственной персоне. Теперь около нашего дома и даже в подъезде появилась круглосуточная охрана. Россия тут была не причем. Как я выяснил у самих ребят в камуфляже, они дежурили по специальному Папиному распоряжению. Я также почувствовал, что Папа, если можно так выразиться, стал смотреть на меня более дружелюбно. Благосклоннее, что ли. В одну из наших встреч он даже потрепал меня по плечу, похвалил — «дескать, молодец, Серж, теперь на тебя можно положиться, зачтется тебе». Мне, конечно, его дружелюбие и благосклонность были, как говорится, по барабану, однако учитывая, что он как никак формально является отчимом девушки, которую я люблю, а также то, что с ним, с Папой, мне, вероятно, еще предстояло по этому поводу «официально» объясняться, потепление в отношениях с ним было, в общем то, совсем не лишним.