Великий полдень

Мне показалось, что его ужасно тяготит мрачная перспектива: ведь на нем, словно мельничный жернов на утопающем, висела отработка задатка. И еще неизвестно, чье имя могло быть ему названо. Да чье угодно!

— А ты бы задаток Папе вернул и уволился, а? — посоветовал я.

— Куда там. Только Папу смешить. Поди и процентов набежало — не сосчитать. Чего уж там. Буду тут. От добра добра не ищут. Опять же — природа. Вам, в Москве, этого не понять.

— Ну ну, — кивнул я.

Мы откупорили бутылочку. Выпили и закусили. Горячий солнечный свет лился сквозь еще голые, но весьма густые ветви яблонь. Черные ветви нагревались на солнце, и от них распространялся едва заметный пар.

— Значит, природу любишь? — проговорил я. — Ты, наверное, вырос на природе?

Веня словно задумался. Потом поведал о том, что детство его прошло не то чтобы на природе, но вроде того: в большом рабочем поселке. Кругом чахлая степь, серые заборы, бараки, заводские трубы, копоть и пыль. И всегдашняя достопримечательность — речка вонючка. Единственное отчетливое воспоминание детства, как по весне, когда ветер начинал гонять по улицам и закоулкам сухую пыль и копоть, пьяный отец злобно орал и бил больную мать, а сам маленький Веня с младшим братом прятался в платяном шкафу.

— А шкаф, наверно, зеркальный, громадный такой? — хмыкнул я.

— Точно! — кивнул он.

С ума сойти можно с этими шкафами.

Потом Веня рассказал, как его и младшего брата отправили в захолустный интернат, где тоже пришлось не сладко. Не то что здешний Пансион. Жизнь — не жизнь, а так — от весны до весны. Можно сказать, что и детства то у него практически не было. Впрочем, большой печали по этому поводу в его голосе не слышалось.

— Понятно, — кивнул я, выслушав его рассказ.

— А природу я действительно люблю, — сказал Веня.

— Ну и живи себе на здоровье.

— Только одиноко мне тут, Серж, — пожаловался он.

— А ты бы себе какую-нибудь женщину присмотрел — из персонала. Кажется, тут есть такие — очень даже ничего…

— Да ну, сучки все они тут, прошмандовки, — добродушно, но решительно возразил Веня. — А я вот, дурак, мечтаю о хорошей, настоящей женщине. На природе это особенно важно. Иначе и секса никакого не нужно, верно? Без настоящей женщины.

— Пожалуй, — рассеянно согласился я.

— Только мне до такой женщины — как до неба, — с обезоруживающим простодушием снова вздохнул он.

— Почему же… — Я достал табакерку. — Может, ты сам слишком привередливый и разборчивый?

— Ничего подобного, — почти обиделся Веня. — Можно даже с ребенком, — добавил он, немного помолчав.

— То есть как — с ребенком? — насторожился я.

— Ну как же — готовая семья.

— Ну да, верно, — не мог не согласиться я.

Мы опять помолчали.

— Вот у тебя, Серж, прекрасная жена, — вдруг напрямик выложил Веня. — И сын у тебя прекрасный. Милый мальчик. И имена у них такие прекрасные: Наташа и Александр.

— Причем тут имена? Кажется, самые обыкновенные имена, — вздрогнув, пробормотал я.

— Нет, не скажи… Гармонируют с природой.

Я лишь на миг представил себе такую возможность, такой вариант в развитии событий, о котором говорила Мама, и мое сердце словно придавили увесистой плитой. Я мрачно покосился на тоскующего мажордома. Но Веня рассуждал об этом совершенно бесхитростно. И как будто без всяких задних мыслей.

— Нет, Серж, мне до такой женщины, как до неба, — печально повторил он.

Я ничего не сказал. Мы грелись на весеннем солнышке и смотрели, как толпа гостей, высыпавшая из особняка на улицу, стала перемещаться по усадьбе.

— Заметь, — сказал Веня, неожиданно меняя тему, — среди гостей отсутствует зеленоглазая девушка Альга. Хотя Папа тут — вместе со всеми. И Косточки, заметь, тоже нету.

— Ты очень наблюдательный. Ну и что же это, по твоему, означает?

— Что означает?.. А то — Альга последнее время слишком что — то часто наведывается в Деревню. Иногда, конечно, приезжает с Папой, но чаще — одна. Я действительно не мог не обратить на это внимания. Приезжает якобы навестить свою подругу Майю.

— А на самом деле?

— А на самом деле, чтобы встречаться с мальчиком. Иногда в домике садовника, иногда в кладбищенской часовне. Тут на природе полным полно укромных уголков.

— С каким мальчиком?

— С ним, с Косточкой.

— Как так? — опешил я. — Зачем?

— Я полагаю, — обстоятельно заметил Веня, — чтобы развивать его нравственно и физически. То же самое и Папа говорит.

— Папа?! — еще больше удивился я. — Так он в курсе происходящего?

— А как же! Я ему сразу доложил. Но он только смеется. Пусть, говорит, она, если на то пошло, занимается его развитием.

— Косточка же еще совсем ребенок! — в ужасе проговорил я. — Нет, этого не может быть!

— Я как говорится, конечно, свечку не держал, но мальчик волевой, настырный. Во всем хочет быть похожим на отца. Вот в чем дело.

— Это верно… — был вынужден признать я.

— Ну вот, — продолжал Веня, — если он еще своего не добился, то очень скоро добьется. Веселая будет парочка.

— Но Папа! Папа! — не мог успокоиться я. — Как он может этому потворствовать?!