Великий Шу

В своей «профессиональной» жизни Йоля была убеждена, что она сама, и только сама, избрала свою судьбу, причем выбор был сделан абсолютно правильно: в ней внезапно обнаружились незаурядные таланты. То, чем она занималась, доставляло ей удовольствие, даже наслаждение. Оказывается, она была создана для того, чтобы возбуждать в мужчинах страсть и желание, вертеть ими, как захочется, и лишь иногда каприза ради награждать наиболее привлекательных и послушных. Она сумела себя поставить сразу же. Валютные приятельницы звали ее Йолька-Хорс-Рейс. Horse-race — это скачки. В этом она была реномированной специалисткой. Вокруг нее в ночном баре всегда увивалось с десяток мужиков, она говорила им: «Один из вас сегодня может меня получить». Нет, нет, разумеется, это не говорилось, не произносилось вслух. Это игралось.

Распалив окружающих ее мужчин, потом она лишь подстегивала их в этой безумной гонке за женщиной, где наиболее пострадавшей стороной всегда оказывался победитель: как только он, израсходовав для достижения цели множество сил и денег, оказывался с божественной Йолей в постели, то обнаруживал, что является тут второй наряду с кроватью принадлежностью для спанья. Он не одаривался ни чувствами, ни воплями восторга, ни даже их имитацией, а был лишь живым инструментом для удовлетворения каприза этой восхитительной и непонятной девушки.

Йолька бессознательно работала по принципу перевернутой психологической схемы, первооткрывательницей которой, конечно же, была не она: профессионалки каждый вечер стремились заарканить клиента, она же могла себе позволить игнорировать это, что только увеличивало ее власть над мужчинами и делало их надолго ее слугами. Самые дорогие и красивые «валютницы» относились к ней с уважением, признавая ее превосходство и первенство.

Было ли поведение Йольки нормальным? Психиатры изучили и описали множество отклонений от нормы, но что такое собственно норма, не знает никто из них. В случае Йоли это, несомненно, было некоторое отклонение, так как ее поступки не были продуманным ходом, приемом, не рождались в голове, а шли от естества. Утрата привычных психологических пропорций вела к чрезмерной жажде или повышенному, но извращенному аппетиту — так вместо поданной официантом спаржи с орехами хочется острой селедки из бочки. Но Йоля никогда не была у психиатра и даже не подозревала, что кто-то такой может быть ей полезен.

За время десятилетней эффективной полупроституции — именно так можно было точнее всего определить род ее занятий — Йолька ни разу не трактовала мужчину иначе, чем как некий одушевленный прибор, служащий исключительно для ее выгоды, удобства и удовольствия. Правильно было бы сказать, что ее отношения с мужчинами были .весьма поверхностными, так же поверхностно воспринимала она все радости жизни да и саму жизнь.

Когда ей совершенно неожиданно стукнуло тридцать, она сказала себе: «Мне тридцать лет! Боже мой! Мне уже никогда нe будет двадцать!» Она ощутила, как что-то в ее жизни закончилось, что-то оборвалось, потому что даже когда тебе двадцать девять, то это все равно двадцать. В день рождения она сама ставила выпивку знакомым и незнакомым мужчинам, сильно надралась, и тогда случилось самое страшное. Она пошла с каким-то парнем и, к своему ужасу, открыла для себя, что до сих пор понятия не имела, что такое по-настоящему быть с мужчиной в постели и получать удовлетворение в любви. В ней наконец-то проснулась женщина. Это было тем более удивительно — на тридцатом году жизни,— что таких возможностей у нее до сих пор было по самым скромным подсчетам много.

Роли поменялись, вернее, все встало на свои места. Йолька обезумела и совершенно как-то потерялась. Она льнула теперь к любому случайно встреченному мужчине в ожидании и предвкушении тех блаженных минут, когда сделала бы для него все, что он пожелает. Такая чувственная одержимость считалась в профессии страшным грехом. Йолька сознавала это, но в то же время выла от сожаления по десяти лучшим годам жизни, выброшенным на какую-то пустую игру. Теперь она любила всех мужчин, каждого, кто ее брал, и ненавидела их всех за то, что была в их власти. Она оказалась в дьявольской западне, из которой не могла найти выхода. Ее положение в «обществе» пошатнулось, и подружки шептались о ней, что «Йолька-Хорс-Рейс скурвилась».