Великий Сибирский Ледяной поход

Бесконечная, томительная ночь прошла в ожидании, в попытках согреться и задремать. За час до рассвета последние повозки 4-й дивизии исчезли, и с первыми лучами ясного, морозного дня мы оказались на льду реки.

* * *

К этому времени голова колонны, по-видимому, продвинулась значительно вперед, и начало нашего движения по реке пошло с большой быстротой. Утреннее солнце осветило своеобразную картину. Ровная, белая лента реки Кан, шириною в 200–250 шагов, вьется между двух обрывистых, поросших вековым лесом стен, подобно бесконечному белому коридору. Высокие холмы по обоим берегам временами отходят от реки, иногда же нависают над самым руслом. На всем протяжении от устья Кана до деревни Барги нигде не удалось заметить ни малейшего прорыва в этих стенах, куда мог бы проскользнуть человек; все двигавшиеся по реке тысячи людей и лошадей оказались запертыми более прочно, чем если бы они попали в самую надежную тюрьму.

Узкая дорога через Щегловскую тайгу казалась тягостной, стеснительной, связывавшей по рукам и ногам. Открывшаяся перед нами величавая, Богом созданная дорога сверх того устрашала. Можно было надеяться, что под соединенными усилиями тысяч решительных людей Щегловское дефиле разорвется и даст выход запертому в нем людскому потоку; здесь, при спуске на Кан, можно было поставить старую, всем известную надпись: «Оставь надежду, входящий сюда». Эти две стены лесистых гор, покрытых снегом, пробить не смог бы никто.

По белому полю реки местами выступали огромные красноватые пятна, подобные ржавчине: здесь пробилась на поверхность незамерзшая струя воды; дорога шла, извиваясь, обходя эти опасные места. Сейчас они были безвредны, так как легко видны, но ночью голова колонны должна была ощупывать их с большой осторожностью. Становилось понятным, почему нас заставили просидеть на горе целую ночь.

Через два-три часа после спуска на лед штаб дивизии, шедший в голове, догнал хвост 4-й дивизии, и движение сразу замедлилось. Стало очевидным, что проложенная и укатанная дорога кончилась и теперь нужно идти с той же скоростью, с какой головные люди прокладывали свой опасный путь.

Около 11 часов сделали привал, рассчитывая легко наверстать потерянное время, быстро двигаясь по проложенной дороге. Штаб остановился у обрыва северного берега реки, под ярким, но не греющим солнцем. Разложили костры, согрели чай из растопленного снега, «завели» пресные блины и с наслаждением съели скудный, но горячий завтрак на тридцатиградусном морозе.

Пока мы отдыхали, голова колонны сделала, видимо, очень небольшой прогресс, так что потерянное нами пространство было быстро выиграно и мы должны были принять общий медленный темп движения. До сих пор колонна шла в большом порядке – все на своих местах, очень мало отставших в головных частях. Около 3 часов дня вдоль колонны 8-й дивизии потянулась разрозненная линия всадников: шла Уфимская кавалерийская дивизия. Утомленная, видимо, общим медленным движением и частыми остановками, конница решила продвигаться параллельно, но скоро перешла на общую дорогу, вызвав разрывы в частях и общий беспорядок. Вслед за тем вся эта смешанная масса, надвинувшись вплотную на 4-ю дивизию, пошла уже двумя, а иногда тремя колоннами, пролагавшими самостоятельные пути. С наступлением темноты не было уже возможности различить, где и какая именно часть движется, и управление движением фактически прекратилось.

Перед вечером неожиданно наткнулись на странную находку; на уступе северной скалистой стены приютилась маленькая охотничья избушка; в ней – грубо сложенный очаг, чтобы приготовить горячую пищу для нетребовательного заблудившегося охотника. Это было единственное «жилье», встреченное нами на всем пути от деревни Подпорожное до деревни Барги.

С наступлением темноты пошел снег и сразу же потеплело. Окружающие скалы и лес приняли фантастические очертания. Бесконечные вереницы людей и повозок двигались теперь в странной тишине, навеянной усталостью и жутким молчанием величавой природной декорации. Медленное, монотонное движение начинало усыплять, усталый взор напрасно искал какого-нибудь просвета впереди, за каждым поворотом реки рисовались огни деревни; и вскоре они действительно замелькали по обоим берегам реки, а слух ловил лай собак и другие знакомые звуки человеческого жилья. Но вскоре огни исчезали, звуки расплывались, а впереди, в бесконечной смене, появлялись новые повороты и извилины капризной горной речки.