Великий Сибирский Ледяной поход

Вероятно, я задремал с открытыми глазами и не заметил, как мой крупный, широко шагавший конь вынес меня к голове колонны. Впереди – только два-три десятка всадников и ни одной повозки, и я двигался теперь по узкому, рыхлому следу, только что проложенному в девственном покрове реки. Конь шел медленнее и осторожнее по неверной дороге и вскоре начал останавливаться; чтобы облегчить его, я решил чаще спешиваться, но каждый шаг по рыхлому снегу тотчас же напоминал мне, что я и сам безмерно устал; сказывалось недосыпание – за последние пять ночей спал в среднем не более двух-трех часов. После нескольких попыток протащить вперед и себя, и не желавшего идти коня я в изнеможении свалился у дороги, поднялся и снова упал; ни сил, ни желания еще раз подняться; почувствовал, что начинаю засыпать. Бесконечная усталость и апатия давили на плечи, на ногах – точно свинцовые подошвы. Тщетно оглядывался на проходящих и не мог различить ни одного знакомого лица.

Неожиданно из темноты показалась фигура всадника с заводной лошадью; кто-то спрыгнул ко мне и помог сесть на свежую лошадь; всадник оказался офицером конного дивизиона 8-й дивизии. Покачиваясь и держась в седле исключительно силой воли, я смог проехать еще несколько сот шагов. Выручил новый сюрприз. Шедшие в голове движения люди наткнулись на какую-то изгородь и небольшой сарай, приютившийся на уступе скалистого берега. Немедленно был разведен костер, и появился неизбежный кипяток. Когда мы добрели до сарая, костер уже весело трещал и чай был готов. Чьи-то дружеские руки подняли меня к костру, другие протянули чашку мутного чая и кусочек сала, и через несколько минут я ожил.

Было, по-видимому, около полуночи, когда после короткого отдыха я возобновил движение. Небо прояснилось, стало вновь необычайно холодно. После остановки ехал с группой случайно собравшихся людей, среди коих – генерал П. с женой; оба едут верхом на импровизированных седлах: сани их примерзли к дороге во время одной из вынужденных остановок, и их пришлось бросить. Всякое представление о пройденном пространстве давно уже было утрачено, и мы ожидали появления деревни Барги за каждым поворотом реки. Повторились те же галлюцинации, что и накануне вечером, но на этот раз лай собак и крик петухов слышал не только я, но и все окружающие. Тщетно заглядывали мы в каждую расщелину, в каждую складку высокого правого берега реки, где наша карта указывала деревню Баргу, все напрасно – звуки исчезали, и перед нами оставались только неприступные берега и белое поле реки. Около 3 часов утра рельеф левого берега реки начал смягчаться, русло расширилось, и мы подъехали к деревне Барге.

Слишком утомленный, чтобы ощущать какое-нибудь радостное чувство, зашел в первую попавшуюся хату и почти без чувств повалился на приготовленную кем-то солому…

* * *

Растянувшиеся части продолжали подходить к деревне Барге до полудня 10 января; отдельные повозки прибыли значительно позднее. Переход Уфимской группы от деревни Подпорожное до деревни Барги занял от 36 до 48 часов. Тяжелее всего он был для 4-й дивизии и конвоя генерала Каппеля, прокладывавших дорогу по целине. Трудная сама по себе задача становилась невозможной там, где головные всадники вступали в полосу незамерзшей воды. Пропитанный водой снег обращался в месиво, мгновенно замерзавшее и резавшее ноги коней. Полозья саней, попавших в такую полосу, примерзали при первой же остановке, и нужны были крайние усилия людей и лошадей, чтобы сдвинуть их с места. Очень часто при этом сани отрывались, и приходилось их вновь привязывать, что в темноте и на тридцатиградусном морозе было мучительной операцией; множество саней пришлось бросить, переводя их пассажиров на соседние сани или сажая верхом. Были случаи, когда зазевавшийся или задремавший возница попадал в открытую полынью; так случилось с одним из стрелков Егерского батальона 8-й дивизии; догадливые товарищи по роте влили в него бутылку скверного, но крепкого рома, обернули в сухое тряпье и благополучно довезли до Барги.

Особенно тяжело было во вторую ночь, когда усталость людей и лошадей дошла до предела; люди засыпали и в санях, и в седлах. Жестокий холод заставлял спешиваться и гнал из саней, и засыпавшие на ходу люди неизбежно попадали в воду и промачивали валенки. Не думаю, чтобы кто-нибудь остался необмороженным в эту ночь; у большинства пострадали ноги. Сильнее всех поплатился генерал Каппель, застудивший легкие и обморозивший обе ноги, что вызвало его смерть две недели спустя. В этом же аду двигались наши больные и раненые, женщины и даже дети…

Мы проложили по реке хорошо обозначенную, укатанную и безопасную теперь дорогу. Шедшие за нами части 3-й армии потратили на весь путь всего 12–14 часов, не испытывая особых неудобств и лишений.