Великий Сибирский Ледяной поход

Сани, сани, сани… В них лежат привязанные веревками больные, главным образом тифозные, также замотанные в грязное, вшивое тряпье. А кое-где торчат в соломе с полдесятка тоже привязанных к саням – детей… Мохнатые, заиндевелые, худые, скелетоподобные лошади – многострадальные, верные друзья дальних путников косят умным глазом на рыдающую по сторонам толпу…

Я стоял в толпе, потрясенный зрелищем. Вот уже десять лет прошло, а спокойно не могу я вспомнить этого… Помню, как ударил соборный колокол: похоронный звон поплыл над этой необычайной картиной. Это каппелевцы привезли в часовню тело генерала Каппеля, и архиерей велел звонить похоронную встречу почившему герою.

Потрясенный город не спал и ночью. Всюду были огни, слышался возбужденный говор и скрип саней. «Они» все ехали и ехали… Первые дни город представлял какой-то лагерь кочевников – на улицах, на площадях, во дворах, в общественных садах – всюду стояли сани, копошились люди и жевали в кормушках кони. Все было переполнено. Казалось, что в Чите не осталось ни одной свободной щели. Всюду на дверях, воротах, домах стояли написанные цифры. А с западных дорог тянулись новые вереницы саней и всадников…

Не было в те дни в Чите ни одной хозяйки, ни одной просто сердобольной матери, которая тогда не пекла бы, не варила, не стряпала всего, что только могла. Пришельцы, отвыкшие не только от привета и ласки, но просто разучившиеся сесть на стул к столу, по-человечески есть вилкой и ножом, озирались с застывшей на лице растерянной улыбкой, уверенные, что они спят и им снится, что поход кончился. В парикмахерских было не пробиться, и волос на полу были горы, ходить по ним было мягко, как в овине по соломе. Пахло керосином…

У гроба генерала Каппеля, стоявшего в часовне на Соборной площади, была густая толпа. Люди подходили и уходили. На полу, около гроба, все росла кучка денег, неизвестно кем начатая, – измятые, опущенные из трудовой ладони бумажки, неходящие ныне медяки и гривенники – кто что мог. В Соборе служилась беспрерывная панихида – много, много неотпетых, оставленных в тайге боевых товарищей дожидалось конца похода, чтобы оставшиеся в живых спели им, по обычаю отцов, вечную память и помолились бы об их вечном упокоении.

Читинские газеты этого времени выходили пестрыми от воззваний и объявлений, так что ни передовой, ни статей, ни даже известий поместить было негде. Некоторые из воззваний и объявлений, характеризующих обстановку, привожу здесь («Восточная Окраина», начало марта 1920 г.):

«Граждане! В Читу каждый день прибывают новые части генерала Войцеховского. После трудных испытаний боевой жизни и чрезмерных лишений тяжкого перехода герои фронта нуждаются во временном отдыхе. Им нужны хотя бы элементарные удобства, которых они давно не видели. Их, эти удобства, можем дать мы, все время пользовавшиеся благополучием домашней жизни и уютом.

Для людей, в течение многих месяцев не знавших нормального сна, забывших, что такое вовремя приготовленный обед, – для них даже незначительные мелочи жилого уюта имеют громадное значение. А между тем, приходящие части эти удобства как раз не находят. Особенно затруднительно обстоят дела с помещением. Отсутствуют мелочи, без которых немыслима сколько-нибудь нормальная жизнь. Нет даже таких вещей, как ложки, чашки, тарелки, ножи. Отсутствие таких вещей ставит в затруднительное положение как войсковые части, которые приходится размещать по частным квартирам, так и население.

На нашей обязанности сделать так, чтобы все это было завтра же. Пусть каждая семья, хозяйка, каждый гражданин откажутся от двух-трех из этих вещей в пользу братьев-солдат – и у них все необходимое окажется налицо. Ложки, чашки, тарелки, ножи и прочую домашнюю утварь несите в Областный Отдел Призрения (Александровская ул., здание Областного Управления). Там будут принимать их от Вас с признательностью ежедневно, кроме праздничных дней, с 9 до 3 часов дня».

Д. Филатьев [161] Катастрофа Белого движения в Сибири [162]

Колебания адмирала Колчака