Великий Сибирский Ледяной поход

Как курьез, можно привести такой случай. В тайге (не на тракте) селения редки и очень малы. В одном из таких селений расположилась на дневной привал какая-то часть и приступила к варке чая. Идущая вслед за нею другая часть знала, что ей места в деревне уже не найти, все будет забито до отказа, а до следующего жилья надо идти верст 15. И вот командир это части, не доходя полуверсты до деревни, открывает пальбу вверх. Как только послышались выстрелы, бивакировавшаяся часть немедленно запрягла и понеслась вперед. Такова паническая психология: отлично знали, что в тайге красных быть не может и что сзади на несколько верст тянется своя лента саней, но раз стреляют, значит, запрягай и уходи. Я как раз подъехал сзади, когда чай варила уже новая часть, и офицеры со смехом рассказывали, как они очистили себе стоянку.

Последние дни власти адмирала Колчака

И вот на такую-то армию все еще рассчитывал несчастный адмирал, переставший совершенно разбираться в обстановке. Тогда мы, видевшие его ежедневно на докладах, лишь странностями его характера объясняли себе предъявлявшиеся им неосуществимые требования или его необычайные желания, например оставаться в Новониколаевске. Теперь приходит в голову, что едва ли в то время он был вполне нормален, и возможно, что под влиянием сплошных неудач в нем произошел какой-то внутренний сдвиг, мешавший ему спокойно расценивать обстановку. Одна предвзятая идея сменялась другою: вслед за нежеланием покидать Омск он так же упорно не хотел ехать в Иркутск, не признаваясь, однако, что, собственно, отталкивает его от этого города, где уже находились все его министры. Вернее всего, что он думал, что если не оторвется от армии, то не утратит и свою власть. При этом в его голове совершено не укладывалось, что никак нельзя сочетать параллельность движения – его по железной дороге и армии санным путем; ему все хотелось соединить несоединимое.

Впрочем, у Колчака были свои основания опасаться Иркутска, только он их скрыл от нас, его ближайших помощников. Как это выяснилось впоследствии, у него в это время были телеграфные переговоры с советом министров, в которых впервые прозвучало слово «отречение» от власти, то есть юридическое оформление того, что фактически уже совершилось, ибо в руках Колчака в это время не было ни армии, ни какого-либо аппарата управления – благодаря своему упорству, он оказывался в своем поезде как бы между небом и землею. Но даже и для отречения, и для передачи власти кому-то или чему-то естественно было быть в том же Иркутске. В крайнем случае, можно было отречься по телеграфу, пересесть на сани и отправиться к одному из штабов трех армий, чтобы соединить свою судьбу с армией, не претендуя более на возглавление. Колчак и на это не решался и продолжал колебаться, как и прежде, рассчитывая на какой-либо чудесный поворот событий.

Не подлежит сомнению, что на колебания адмирала оказывала влияние боязнь за судьбу золота, которое невозможно было перегрузить на сани, но и ехать с ним дальше по железной дороге, при враждебности чехов и населения, было небезопасно. Проехал бы в свое время Колчак сразу же в Иркутск одновременно с министрами – и золото было бы сохранено, и сам адмирал уцелел бы, да и весь ход событий мог бы быть иной.

Кстати, о золоте. Генерал Жанен еще в Омске предлагал адмиралу взять золото под свою охрану и гарантию и вывезти его на восток. Адмирал на это предложение отвечал: «Я лучше передам его большевикам, чем вам. Союзникам я не верю». Этот без надобности слишком грубый ответ был по существу, может быть, и правилен, так как персональная и единоличная гарантия Жанена не могла почитаться достаточной. Возможно, что при том ходе событий, какой они приняли в Сибири, золото поступило в подвалы банков союзников и пошло бы в счет русских долгов. Но ничто не мешало Колчаку потребовать совместной гарантии союзных правительств, что золото не будет ни в каких обстоятельствах ими реквизировано. Во всяком случае, странно, что Колчак предпочитал в крайнем случае передачу золота большевикам. Когда оно действительно к ним попало, то именно через золото они могли укрепить свою власть и раскинуть коммунистические сети на весь мир. Это нетрудно было и тогда предвидеть, и надо было принять действительные меры, чтобы золотой запас не перешел в руки большевиков. Да только Колчак не обладал ни каплей дара предвидения и, благодаря своей импульсивности, действовал вопреки самому простому расчету.