27 декабря Сычев получил телеграмму из села Лиственичного от командира семеновского дивизиона броневых поездов Арчегова[166]
, что он идет в Иркутск, но союзники препятствуют движению. Эти бронепоезда так и не дошли до Иркутска. Другой отряд семеновцев в числе 112 человек добрался до Иркутска на автомобилях, но по своей малочисленности помощи оказать не мог, успев лишь вызвать озлобление бессудной расправой с захваченными им заложниками.31 декабря и 1 января 1920 года в Иркутске происходили бои между восставшими и гарнизоном, оставшимся верным правительству, усиленным семеновцами, о которых выше упомянуто. Победы не оказывалось ни на одной стороне. В городе оказалось сразу два правительства: совет министров правительства адмирала и Политический Центр, создавшийся из земцев и социалистов-революционеров, который опирался на восставшие воинские части. В сущности говоря, обе стороны были одинаково бессильны и в равной мере не имели никакого основания считать себя правительствами, ибо никаких подчиненных им органов управления не имели и власти своей даже в городе ни на кого распространять не могли. Разница была лишь в том, что совет министров, большая часть которого уже отъехала на восток, держась по инерции, никакой активности не выявлял, а Политический Центр энергично агитировал в населении. Население держалось пассивно, выжидая, чья возьмет.
Вновь вмешался генерал Жанен и предложил свои посреднические услуги между враждующими сторонами. 2–4 января тянулись безрезультатные переговоры в вагоне Жанена. Гордиев узел был разрублен самым неожиданным образом. 5 января на улицах Иркутска были расклеены объявления о «падении ненавистной власти Колчака» и о принятии власти Политическим Центром. Совет министров, то есть правительство адмирала Колчака, никем не свергнутый и не отрекавшийся от власти, вдруг прекратил существование, уподобив свое положение Вампуке, где один выходит из-за кулис и объявляет толпе: «Я вас завоевал». Толпа отвечает: «Он нас завоевал». Оставшиеся еще в Иркутске последние министры так стремительно уехали на восток, что даже не предупредили о самоупразднении и отъезде своих помощников, чем поставили их в критическое положение.
Так автоматически прекратилась власть диктатора адмирала Колчака. Его непрестанные колебания и нерешительность принесли свои неизбежные плоды. Проезжай он безостановочно из Омска в Иркутск, события шли бы, несомненно, иным путем, так как, в крайнем случае, не чувствуя себя в безопасности в Иркутске, он мог бы вместе со своими министрами переехать в Читу. Антибольшевистская власть продолжала бы существовать. С другой стороны, и совет министров, получив от Колчака извещение, что он решил остаться при армии, должен был действовать энергично и предложить адмиралу или немедленно прибыть в Иркутск, или отказаться от власти, и совету выбрать на его место другого – местного, а не фантазировать насчет передачи власти Деникину, который при всем желании не мог бы сделать ничего, чтобы потушить немедленно пылавший сибирский пожар.
Тут попутно возникает вопрос, чем кончилось бы дело, если бы генерал Жанен и чехи не вмешались 26 декабря в пользу восставшего 53-го полка и не держали бы сторону Политического Центра вообще. Ответить на этот вопрос сколько-нибудь определенно, разумеется, нельзя, так как все зависело от многочисленных «если». Раз восстание было бы подавлено и совет министров обнаружил бы достаточную энергию, чтобы противостоять новым, неизбежным попыткам к свержению правительства, то продержаться нужно было только в течение месяца – до 8 февраля, дня подхода к Иркутску войск Каппеля. Положение было бы спасено. Но по ходу событий мы уже знаем, что ни совет министров в целом составе, ни кто-либо из его отдельных членов не несли в себе нужной энергии и даже простого провидения грядущих событий. При таких условиях и при недоброжелательном нейтралитете союзников в любую минуту можно было поскользнуться на апельсиновой корке.