Великий Сибирский Ледяной поход

Адмирал собрал конвой, в преданность которого себе верил безгранично, и спросил, кто желает с ним идти. За исключением нескольких человек, все отказались. Разочарование страшно потрясло Колчака. Зачем только было спрашивать: конвой был на службе, приказал бы ему выступать, не вводя в соблазн, и пошли бы без разговоров. Тогда решено было идти одним офицерским отрядом в числе 60 человек, но и от этой мысли Колчак отказался по пустячному поводу. Один из бывших при нем морских офицеров предложил, что будет более безопасно, если Колчак сядет в чешский поезд, а офицеры пойдут одни через Монголию; за ними одними, наверно, никто гнаться не будет. Из этого разговора Колчак вывел заключение, что все его бросают, и после долгого раздумья сказал: «Делать нечего, надо ехать». Это превратное умозаключение показывает, пожалуй, больше всего, что Колчак утратил всякую энергию и активность, почему и остановился на самом пассивном и в то же время наиболее обидном для его даже личного самолюбия решении.

Генерал Занкевич сделал еще одно предложение – Колчаку переодеться солдатом и скрыться в одном из чешских эшелонов. К счастью, Колчак этим советом не воспользовался и не уподобился Керенскому. Слишком было бы зазорно Верховному Правителю садиться в чешский эшелон в одежде солдата. Да чехи, несомненно, выдали бы его и в таком виде, потому что его выдачей, как увидим ниже, они покупали себе у красных право беспрепятственного следования до Байкала. Но вместе с тем изумляет ответ, который дал адмирал Занкевичу на его предложение: «Не хочу я быть обязанным своим спасением чехам». Зачем же в таком случае он вслед за этим пересел к чехам, хотя и без переодевания солдатом? Какая-то странная непоследовательность мышления, свидетельствовавшая о полной потере душевного равновесия, толкавшей на принятие самого пассивного из всех возможных решений.

Жаль, что ни Колчаку, ни его окружению не пришел в голову еще один наипростейший выход: пересесть в сани и двинуться на запад навстречу армии Каппеля. Где последняя находилась при ее следовании по тракту, легко было узнать через чехов или поляков по железнодорожному телеграфу, так как штаб Каппеля очень часто останавливался на ночлег у железнодорожных станций. При расстоянии между Красноярском и Нижне-Удинском в 500 верст, двигаясь навстречу друг другу, можно было встретиться с 3-й армией, шедшей все время по тракту, уже через пять дней. Адмирал спасся бы так же точно, как спаслись все мы.

Адмирал покинул свой поезд и перешел в вагон 2-го класса под флагами английским, американским, японским, французским и чешским. Это вывешивание союзных флагов было одной комедией, так как вопрос о выдаче адмирала Политическому Центру был уже решен чехами, с одобрения или только по попустительству со стороны генерала Жанена. Садясь в чешский поезд, Колчак не выговорил никаких условий о своей безопасности. Генерал Занкевич удостоверяет, что в инструкции, которую получил начальник эшелона, майор Кровак, значилось, что «в Иркутске адмирал будет передан Высшему Союзному Командованию». Мы и чехи, добавляет он, были уверены, что от Иркутска конвоирование будет возложено на японцев. При приближении к Иркутску Кровак предупредил Занкевича, что в данное время происходят какие-то переговоры между Сыровым и Жаненом и что он не знает, пойдет ли вагон дальше Иркутска. По прибытии в Иркутск начальник эшелона бегом направился к Сыровому и, вернувшись спустя короткое время, с волнением сообщил, что адмирала решено выдать Иркутскому революционному правительству. Колчак вступил на свою Голгофу.

Это было 15 января. На вокзале спешно составлялся акт передачи Верховного Правителя Политическому Центру, причем техника передачи была заранее установлена особым соглашением между чешским доктором Благошем и представителем Политического Центра Косьминским. В своем усердии перед Политическим Центром чехи выдали всех, ехавших в вагоне адмирала, даже женщин. Спаслось всего несколько человек, в том числе генерал Занкевич, которые вышли незаметно из вагона. Присутствовавшие на вокзале японцы молчаливо наблюдали сцену передачи адмирала, но, по словам японского полковника Фукуды, когда передача уже состоялась, он, Фукуда, разыскал Сырового и предложил ему в тот же день, 15 января, взять на себя перевозку адмирала, если чехи извлекут его из тюрьмы. Сыровой отказался, потому что эта услуга подвергла бы его войска мести, которой он хотел избежать, выдавая адмирала «трибуналу русского народа».

Адмирала Колчака и премьер-министра Пепеляева немедленно отправили в тюрьму, остальных лиц, его сопровождавших, перевезли туда же на другой день. Над адмиралом и Пепеляевым было наряжено следствие, но его до конца не довели, и 6 февраля 1920 года их расстреляли накануне подхода к Иркутску Каппелевской армии.