Великий Сибирский Ледяной поход

Было бы крайней недобросовестностью и явно неумным переносить на весь чешский народ преступления, совершенные в Сибири маленькой горсточкой этого народа, именовавшейся «чешскими легионами», заброшенными в далекую нашу окраину и развращенными нашей же революцией. Но столь же неумно и малопорядочно было бы замалчивать содеянное чехами, и особенно их старшими начальниками, которые обязаны были поддерживать порядок среди них и не позволять им вести себя бандитами в дружественной и союзной стране, встретившей чехов с распростертыми объятиями.

Самым волнующим русское сознание вопросом является бездействие в указанном направлении главнокомандующего чешскими войсками генерала Жанена. К сожалению, нет никаких данных, чтобы разобраться в причинах и мотивах его бездействия ни тогда, когда чехи творили всяческие безобразия в Сибири и на железной дороге, ни тогда, когда они столь позорно предали Колчака, доверившегося предложению стать под их охрану. Те выступления в печати, которые делал сам генерал Жанен, служат не к выяснению, а к затемнению вопроса. В них он, когда правильно, когда предвзято, судит о наших русских действиях, об ошибках Колчака, о недостатке жертвенности у офицеров, среди которых встречались старавшиеся уклониться от службы на фронте и т. п. Но в этих чисто русских делах мы сумеем разобраться и без помощи генерала Жанена. Но вот чего мы сами никогда не поймем: почему генерал Жанен не захотел обуздать самоуправство чехов, почему он ни разу не ответил на обращения к нему главнокомандующего Каппеля, который умолял его предоставить распоряжаться на русской железной дороге нашему министру путей сообщения, причем заверял, что от этого не произойдет ни сокращения, ни задержки в движении чехов. А самое главное, чего до сих пор не разу не сказал генерал Жанен, это: мог ли и хотел ли он предотвратить предательство чехами адмирала Колчака на расстрел и по какому праву он предоставил чехам свободу распорядиться Колчаком как пленником, тогда как добровольно он отдался им лишь под охрану. На этот счет мы имеем лишь косвенное указание у Гинца, который передает со слов чиновника для поручений Язвицкого, командированного на ст. Иркутск для переговоров с союзниками, такую фразу генерала Жанена: «Мы психологически не можем принять на себя ответственность за безопасность следования адмирала. После того как я предлагал ему передать золото на мою личную ответственность и он отказал мне в доверии, я ничего уже не могу сделать» (генералу Жанену достаточно было бы объявить, что ни один чех не будет отправлен морем, если адмирала не доставят живым и невредимым в Забайкалье, и вопрос был бы разрешен не только «психологически», но и реально).

Вот чудовищная психология, где жизнь человека, да еще возглавителя союзного, на протяжении четверти века, правительства, сопоставляется с золотом. Если ты в свое время не доверил мне 657 миллионов золота, то я «психологически» не могу гарантировать твою жизнь. В таком случае естественно тоже «психологически» допускать, что генерал Жанен разделял взгляд подчиненных ему чехов, что Колчака надлежало предать народному суду. Но по какому праву он и чехи брали на себя такое решение? Скажут ли когда-нибудь об этом генералы Жанен и Сыровой? Едва ли. Между прочим, в «Monde slave», 24/XII, с. 239, Жанен объясняет, что он не мог посылать на убой чехов для спасения Колчака. Оправдание более чем странное, так как никто на чехов не покушался, как и на Колчака. В Иркутске силы революционеров были так ничтожны, что им и в голову не могло бы прийти вступить в бой с чехами. К тому же был очень простой способ обезопасить Колчака: очистить при его проезде станцию от посторонних и пропустить поезд без остановки.

Что же касается до бесчинств, творившихся чехами на железной дороге, то ни Жанен, ни Сыровой не могут отговариваться неведением. Сидя в глубоком тылу в Иркутске, хотя им следовало бы быть ближе к задним эшелонам, они могли не вполне ясно представлять себе, что делалось там, где люди соприкасались с большевиками. Однако у них имелись в бесконечном числе телеграммы Колчака, Каппеля, министра путей сообщения, другие сведения, не доверять которым у них не было основания.

Сейчас эта страница истории перевернута, но не закрыта навсегда.

Конец Белой борьбы в Сибири

В январе 1920 года с отъездом из Иркутска совета министров и с почти одновременным переходом адмирала на положение чешского пленника закончилась фактически и юридически агония власти Верховного Правителя, начавшаяся еще под Курганом после неуспеха казаков и ускоренная затем легкомыслием Сахарова, взявшегося удерживать Омск, равно нерешительностью самого адмирала, не сумевшего определить свое место ни при армии, ни при своем правительстве и оставшегося, в конце концов, буквально между небом и землей. Золотой запас перешел к большевикам.