С эвакуацией в Китай был закончен последний этап Сибирской борьбы, когда-то, четыре года назад, начатой так успешно и сулившей так много. Возглавленное 18 ноября 1918 года адмиралом Колчаком дело потерпело полное крушение. Это не дает еще оснований, чтобы история вынесла ему обвинительный приговор. Он делал все, что было в его силах и умении, а за свои ошибки жестоко расплатился мученической кончиной. Но, несомненно, история отметит роковую для Колчака и России случайность, что адмирал оказался в Омске в тот самый момент, когда Директория доживала свои последние дни и сам собою народился вопрос о единовластии. Нашелся ли бы тогда не только в Омске, но в России человек, который не указал бы на Колчака как на как бы судьбой предназначенного диктатора. Тогда в Омске власть должна была достаться ему, как законная дань его славе по командованию флотом в Балтийском и Черном морях. Впоследствии другим, а может быть и самому Колчаку, стало ясно, что из всех возможных тогда кандидатов он был, по характеру и по его неподготовленности к военному и государственному управлению, наименее пригодным для носителя верховной власти. Но таков был перст судьбы.
Г. Клерже[168]
Ледяной поход[169]
С момента оставления Омска все управления штаба Верховного главнокомандующего прекратили свое фактическое существование. Вне всякой связи с войсками и войсковыми штабами продвигались эшелоны бывшей омской Ставки, никому не нужные и только даром забивавшие своими громадными составами длинную Сибирскую магистраль.
Иностранные войска сравнительно заблаговременно убрались на восток. Однако чехословацкие и польские эшелоны сильно запоздали эвакуацией из Западно-Сибирского района. Они, вытянувшись почти одновременно с общей массой поездов, нагруженных различными правительственными учреждениями омской и местной краевой администрации, частично перепутались с последними и, в конце концов, бросили свои хвостовые эшелоны. Брошенные без паровозов, эти составы еще больше забивали путь и сделали совершенно невозможным продвижение вперед находившихся позади русских эшелонов.
Бесконечная кишка русских поездов постепенно уменьшалась. С хвоста эту кишку неизменно «откусывали» преследовавшие неотступно по пятам части Красной армии, а с головы, по мере того как эта кишка упиралась в образовавшиеся пробки, она превращалась в вереницы «понужающих» вдоль полотна железной дороги многочисленных саней и двигающихся гусеницей всадников и пешеходов. Только части войск продолжали сохранять относительный вид своей первоначальной организации, но что касается других учреждений и не принадлежащих к ним составов, то там уже с половины пути между Новониколаевском и Красноярском образовалась из них сплошная «каша»…
Стихийное стремление всей массы людей как можно скорее продвинуться на восток, чтобы уйти от непосредственного соприкосновения с наседающим и не дающим покоя противником, делало свое печальное дело. Задняя масса давила переднюю и еще больше усиливала общую неразбериху, причиняя невыразимые страдания всем без исключения, кто имел несчастье совершать этот беспримерный в истории так называемый Ледяной поход.
Здоровье и жизнь каждого из участников этого похода потеряли всякое значение. На падающих, отстающих, умирающих и замерзающих никто не обращал совершенно никакого внимания. Каждый в этой ужасающей обстановке предоставлен был самому себе и собственной выносливости и изворотливости. Не выдерживаешь – значит, погибай, но на другого не рассчитывай. И каждый это отлично понимал, и никто не требовал от другого ни сочувствия, ни помощи. Малодушные и слабосильные сразу сдавали и прекращали свой крестный путь, передаваясь на сторону жестокого противника, но твердые духом и упорные в своем стремлении уйти как можно дальше на восток уходили и уходили.
Но немногие из них, однако, достигли того, чего хотели. Этот «счастливый» удел, видимо, немногим был написан на роду в это каиново время… Несчастная, вернее, несчастливая Белая Русская армия в Сибири, среди дремучей тайги и глубоких снегов, в лютые морозы была предоставлена самой себе. В Сибири было много вооруженных иностранных сил, но эти силы не помогали, а мешали русским антибольшевистским войскам.
Если вследствие бездарности военачальников Белая Русская армия приговорена была к медленному угасанию и замерзанию, то что же сделали господа министры правительства адмирала А.В. Колчака, чтобы предотвратить это несчастье? Куда девалась дипломатия, которая не сумела найти надлежащих форм и положений, чтобы принудить или заинтересовать прежних союзников прийти Белой армии в Сибири на помощь если не в самом начале процесса вооруженной борьбы, то, во всяком случае, в наиболее тяжелый период существования последней.