Великий Сибирский Ледяной поход

В отряде была небольшая группа боевого партизана, капитана Решетникова, выходца откуда-то из России. Решетников умудрился из форта вывезти муку, не знаю сколько, и когда атаман пожелал, чтобы эта мука пошла в общее пользование, то он выдать ее отказался и сказал, что покидает отряд. Куда он ушел, я не знаю, возможно, пошел в Россию, а было у него всего 17 человек. Между тем налеты на киргизов все продолжались, и теперь они не проходили безнаказанно, ранен был подхорунжий Ставкин.

Однажды ночью, когда отряд спал, посыпались откуда-то выстрелы и раздались бешеные крики киргизов. Киргизы хотели навести панику, а главное, спугнуть баранов. И действительно, бараны шарахнулись куда-то в темноту, и так мы их больше не видели. А было их 80 штук.

Наконец, в последний налет пошел сам атаман со своим адъютантом, есаулом Митрясовым[214], и налет был удачен: он привел достаточное количество верблюдов и баранов, так что теперь весь отряд сел на верблюдов. Но киргизы открыли стрельбу, и когда казаки стали отстреливаться, то у многих затворы винтовок не работали. Придя в лагерь, атаман всех разнес и приказал всем чистить оружие. Порезали баранов, посолили мясо и начали делать большие переходы.

Главная цель атамана была теперь – это находить колодцы. Карта была устаревшая, сорокаверстка – она была далеко не достаточна. Все время захватывали киргизы проводников, но они иногда, наоборот, отводили от колодцев. Колодцы в Средней Азии были потрясающие, будто бы строились при Тамерлане. Они были иногда глубиной до 30 сажен и выложены до самого дна тесаным камнем, и у некоторых находились выдолбленные из камня колоды для водопоя скота. Колодцы эти были расположены маленькими группами.

Откуда люди в старину доставали этот камень? Приходилось удивляться. Колодцы были в великолепном состоянии, но редко в них мы находили хорошую воду, в большинстве из них вода была горько-соленая, а иногда это была просто горькая хина, которую даже верблюды не пили. Там, где попадалась хорошая вода, делали запас в бочонки и устраивали дневки. Чтобы напоить 200 верблюдов, это была работа на весь день. Бочку с выбитым дном окручивали веревкой и устраивали что-то вроде ворота, запрягали верблюда, и он тянул эту бочку, полную воды, с глубины 30 сажен.

Средний верблюд пил пять-шесть ведер, а феноменальный мастодонт хорунжего И. Карамышева[215]пил, кажется, без конца. Иногда по нескольку дней не поили верблюдов, да и сами иногда по двое суток не имели ни капли воды в те жары, которые наступили.

Достали у киргизов небольшие каменные жернова, чтобы размалывать пшеницу, но это была работа! Причем пшеница не могла быть размолотой как следует, и из этой штуки пекли хлеб. Такое питание и вода вызвали у всех ужасную дизентерию, которая продолжалась в течение всего похода. Люди назначались в наряд каждый третий день и на постах иногда спали; не было никакой возможности бороться со сном, пройдя 60 верст пешком или даже на верблюде.

Когда все было готово для длительного перехода, от отряда отделились три группы. Это произошло 18 апреля, когда отряд был всего в 350 верстах от форта Александровска. Ушел полковник Т.И. Сладков с 10–12 уральцами на рыболовный промысел Киндерм, там захватил большую рыболовную лодку и, выйдя в море, прошел мимо Красноводска и вышел на Персию. Он был удачлив.

Вторая группа с полковником Ереминым пошла на Аральское море к уральцам-уходцам, но была настигнута киргизами и вырезана. Третья группа с генералом Моторновым[216]пошла на Красноводск, и я не знаю, что с ней сталось.

Эти две последние группы были главным образом из тех штабных офицеров, о которых я говорил раньше. Причина их ухода была та, что они не разделяли плана атамана идти на Персию и каждый предлагал свой план. Атаман им заявил, что он командир сотни, у него четыре взводных, с которыми он обсуждает все нужные вопросы, и советов со стороны ему не нужно. Кроме того, они не особенно доверяли казакам, возможно, боялись выдачи красным. Отряд оказался теперь в составе 163 человек, включая женщин и детей.