Штабс-капитан Нельсон-Гирст доложил мне, что весь его взвод (3-й) уже перевооружился, то есть все раздобыли себе винтовки Ижевского завода и побросали винтовки завода Ремингтон, качество которых было много ниже. Дело в том, что русское правительство во время Великой войны заказало в Америке, на заводе Ремингтон, русские трехлинейные винтовки. В 1919 году все владивостокские воинские части были вооружены этими американского изготовления винтовками. У этих винтовок почему-то очень часто патроны заклинивались в затворе. Кроме того, и приклады у них были не столь прочны, как наши, русские, березовые. Солдаты не любили «ремингтоновки». Гайда же откуда-то раздобыл для себя наши известные винтовки Ижевского завода.
После того как 3-й взвод перевооружился, я приказал тут же перевооружиться и остальным взводам моей роты и вслед за тем принялся за уборку на вокзале разбросанных винтовок и патронов.
В то время как мои люди занимались сбором винтовок и патронов, на вокзал со своим штабом прибыл главнокомандующий японскими экспедиционными силами генерал Оой. Я сопровождал генерала во время обхода им вокзала, и вот, когда мы приблизились к лестнице 3-го класса, намереваясь подняться по ней, нашим глазам представилась ужасная картина: вся лестница была завалена трупами и их было так много, что нам невольно приходилось иногда ступать по ним. На площадке, между этажами, один умирающий слегка приподнялся и стал умолять добить его, так как «сил нет терпеть боль». Мы прошли мимо него, но, когда мы поднялись на второй этаж, один молодой японский офицер отделился от нас. Через несколько мгновений раздался выстрел. По-видимому, японец исполнил просьбу несчастного.
Посреди багажного отделения высилась огромная куча винтовок. Несколько кулей патронов россыпью и 105 ящиков патронов в упаковке. Отобрав от побежденных столько оружия и огнеприпасов, мы удивлялись, откуда у них все это понабралось. (Я не знал еще тогда, что накануне боя бесследно пропал караул у одного из артиллерийских складов, а самый склад оказался начисто разграбленным.)
Только поспел я выбрать лично для себя драгунскую винтовку Ижевского завода и приладить ее себе для носки через плечо «на ремень», как к вокзалу подкатил легковой автомобиль под американским флагом. Вслед за легковым автомобилем к вокзалу подошло несколько грузовых, по-видимому с какой-то хозяйственной кладью вояк-американцев. Это еще что за новость?
Из легкового автомобиля вышел американец-капитан и с ним переводчик. Увидев меня, переводчик подошел ко мне и заявил: «Так как вокзал и железнодорожные пути находятся в зоне американского влияния, то капитан предлагает Вам передать вокзал ему. Американские войска сейчас сюда прибудут».
Я ответил, прося переводчика передать капитану, что я, юнкера и солдаты, здесь находящиеся, являемся правительственными войсками, только что отобравшими вокзал от бунтовщиков. Никаких «зон влияния» я не знаю. Над собой имею начальников: 1) полковника Рубца и 2) генерала Розанова, а потому, пока я не получу приказания от вышеупомянутых лиц, я никому вокзала не передам.
Капитан, заметив мое возбужденное настроение, передал через переводчика, что «он, конечно, вполне со мною согласен». Со своей стороны я заявил, что, если будет приказание свыше о передаче вокзала, я это исполню, но винтовки и патроны, взятые в бою, я ни в коем случае американцам не передам и при них оставлю пару часовых. Капитан ответил, что ни патронов, ни винтовок ему не надо.
Через четверть часа от полковника Рубца я получил приказание сдать вокзал американцам. Немедленно из грузовых автомобилей были сгружены походные кровати со всеми принадлежностями, и вскоре зал 1-го класса превратился в дортуар американских солдат, которые, кстати, еще и не прибыли к вокзалу. Я же получил приказание собрать свою роту и отвести ее на обед в ресторан Шуина, что в городском саду. Комфорт американских солдат меня и моих сослуживцев удивлял, невольно поднимался вопрос: «Боеспособна ли такая «комфортабельная» армия?»
Юнкера подтянулись и, оставив вокзал, с песнями двинулись вдоль по Алеутской улице. По лицам прохожих и знакомых было видно, что многие владивостокцы были рады нашей победе. Кое-где в толпе дамы махали платочками. Настроение стало бодрым. Все тяжелое, пережитое так недавно, временно улетучилось из памяти. И погода была в согласии с нашим настроением – ярко светило владивостокское ноябрьское солнце.
В ресторане старик Шуин, знавший меня еще в довоенное время, сердечно поздравил меня с победой, пожав мою руку обеими своими. Долго ли мы утоляли свой аппетит, я не помню, но, когда я с ротой вышел из ресторана, начиналась настоящая дальневосточная пурга.