Великий Сибирский Ледяной поход

После подавления восстания во Владивостоке много говорили, что во время атаки нами вокзала нам содействовал японский пулемет, поставленный на Тигровой горе. Об этом даже упоминается в официальном докладе Крашенинникова. Я категорически отрицаю это и полагаю, что такое мнение получилось в результате следующего обстоятельства: перед началом атаки полковник Рубец приказал один пулемет установить на крыше окружного суда. Во исполнение этого приказания юнкера 1-й роты забрались на крышу окружного суда и хотели там поставить пулемет, но так как крыша великобританского консульства стесняла им кругозор, то они перебрались на эту крышу и установили пулемет близ флагштока, то есть под самым английским флагом. Когда этот пулемет заработал и когда консул узнал, что на его крыше стоит действующий пулемет, то его возмущению не было предела.

По его требованию к нему явился капитан Щедринский – инструктор пулеметного дела школы. Консул потребовал от капитана Щедринского, чтобы пулемет был бы немедленно убран с крыши консульства. На это капитан Щедринский, желая выиграть время, заявил, что он, конечно, понимает всю неловкость создавшегося положения, но вместе с тем без разрешения полковника Рубца сам ничего не может предпринять, а потому он может сделать и сделает только одно: пойдет и доложит полковнику Рубцу. Консул должен был с этим согласиться.

Конечно, капитан Щедринский не особенно старался встретиться как можно скорее с полковником Рубцом, а пулемет тем временем наносил вред мятежникам, и так как направление на Тигровую гору совпадало с направлением на английский флагшток, то у большинства и получилось впечатление, что какой-то пулемет с Тигровой горы обстреливал вокзал.

Наши враги обвиняют нас в жестокой расправе с побежденными. На это отвечу: убитых и расстрелянных действительно было много и на вокзале, и близ него. Особенно много убитых было на лестнице, ведущей в 3-й класс. Нам приходилось подчас расправляться довольно сурово, ибо нас была горсточка против массы, и все же мы находили возможным огромные партии сдавшихся отсылать в здание штаба крепости и даже в штаб округа, выделяя юнкеров и стрелков из боевой линии (резерва-то у нас ведь не было) для сопровождения этих партий.

В тот момент, когда я с юнкерами моей роты перебегал с главного подъезда вокзала к виадуку на присоединение к моему 3-му взводу, я увидел на площади юнкера, раздававшего какие-то газеты. Это был экстренный выпуск газеты «Новый Путь», помеченный: «Вторник, 18-го ноября 1919 г. гор. Владивосток» (номера газеты нет).

Этот экстренный выпуск начинался приказом генерала Розанова такого содержания:

«Приказ Командующего Войсками Приамурского Военного Округа и Главного начальника Приамурского Края. № 203. Креп. Владивосток 17-ое ноября 1919 года.

Переживаемые минуты таковы, что всякий вред, приносимый правительству, как преступной агитацией, так и попытками остановить работу Государственного механизма путем забастовок и демонстраций – есть измена делу Родины. Предупреждаю: всякие попытки подобного рода будут с полной беспощадностью подавляться оружием. Захваченных с оружием приказываю расстреливать на месте без суда. Зачинщиков предавать полевому суду. Генерального штаба генерал-лейтенант Розанов».

Прочитав на ходу приказ № 203, я был и обрадован, и удивлен. Обрадовался тому, что теперь наши руки развязались, а удивился оттого, что генерал Розанов вдруг вновь оказался грозным начальником, каковым прослыл за дела в Енисейской губернии. А только ведь вчера он проявлял полное бездействие власти!

Полковник Солодовников в своей брошюре бросает «шикарным юнкерам» обвинение в мародерстве. Я был в бою и не заметил юнкеров-мародеров. Солодовников же, бежав из поезда Гайды в начале боя, все же считает для себя возможным бросить нам обвинение в мародерстве.

На самом деле было следующее: все мы были голодны, и поэтому когда юнкер моей роты Мещеряков выбил дверь, ведущую от почтового отделения в коридор, соединяющий почтовое отделение с главным зданием вокзала, то он наскочил на чей-то продуктовый склад. Прежде всего на него посыпались макароны и вермишель. Мы были так голодны, что я и бывшие тут юнкера разобрали по карманам макароны и стали их тут же жевать. Когда же нами был очищен нижний этаж вокзала и в наши руки попался буфет 3-го класса, я приказал находившимся там бойцам есть все, что хочешь, но ничего «про запас» не брать. Все съедобное, что было там найдено, немедленно нами было уничтожено. Наконец, во время боя в районе железнодорожных путей, ко мне подбежал юнкер Зубарев и доложил: «Наши ребята (то есть тот же мой 3-й взвод) захватили вагон с обмундированием и просят Вашего разрешения переобуться в гайдовские сапоги». Зная, что все «ребята» в ботинках и обмотках, промокших еще во время вчерашнего дождя, и понимая, что каждому из бойцов лестно вместо ботинок с обмотками иметь на ногах «гайдовские сапоги», я разрешил переобуться.