Великий Сибирский Ледяной поход

Пробежала вдоль переднего фасада штаба крепости рота японцев. Офицер-японец подбежал ко мне и спросил: кто с кем перестреливается: русские с чехами или русские с русскими? Я ответил: «Рус-Рус» и выразительно показал руками. Японец кивнул, улыбнулся, сказал: «Холосё, холосё» и побежал за своей ротой в сторону Эгершельда.

Здесь считаю нужным высказать свой взгляд на создавшееся положение. В 2 часа дня, когда началась перестрелка между нами и гайдовцами, японцы решили ограничить район боевых действий и отрезали нас от всего города, окружив нас и мятежников своими войсками. В данном случае японцы преследовали одну вполне определенную задачу: не допустить столкновений в самом городе. Получился же такой курьез: гайдовцы уверяли, что японцы помогали нам; мы же проклинали японцев, так как считали, что наш малочисленный отряд предоставили на истребление гайдовцам, которых, после присоединения к ним батальона морских стрелков, набралось до 2000 человек.

Очевидцы рассказывают, что, когда у вокзала началась пальба, отряд американских войск был направлен туда. На нескольких грузовиках ехали американцы к месту боя. Стоя на своих грузовиках, они размахивали карабинами и кричали «коман», «коман»… Что у них произошло, неизвестно, но через несколько минут после того, как они попали в сферу огня, они летели на своих грузовиках назад по Светланке, направляясь в сторону Гнилого Угла. Этим эпизодом и закончилась вся «боевая» работа американских войск в дни гайдовского восстания.

Их ближайшие друзья чехи выглядели несколько иначе: все они были озабочены и серьезно-деловиты. В полной боевой готовности они держались в кулаке, будучи сосредоточены у штаба чехо-войск (бывший дом губернатора на Светланке).

По этим же сведениям, исключительно красочную картину представляли собой гардемарины, когда они тесным строем, в своих черных шинелях с белыми погонами, с развернутым знаменем, под огнем противника шли по Алеутской, направляясь в район вокзала.

Начался дождь. Я увел взвод в подъезд штаба крепости, оставив пару юнкеров перед подъездом в сточной канаве. Они из этой канавы стреляли по всем двигающимся с запада по Алеутской, а мы были готовы во всякую минуту их поддержать. Перед сумерками ко мне подбежал с вокзала полковник Рубец и сказал, что он решил вокзал оставить. 9-я и 10-я роты отойдут в здание окружного суда.

«А кто это у вас там из сточной канавы палит? – указал он мне на юнкера. – Он же весь промок, смените его другим». Я ответил, что это юнкер Дымченко, но он упорно отказывается от смены. (Этот юнкер Дымченко позднее, во время атаки вокзала на рассвете 18 ноября, первым вбежал на вокзал со стороны почтового отделения и был убит.)

С наступлением сумерек 9-я и 10-я роты оставили вокзал. Восторженный крик «Ура!» со стороны вокзала дал нам знать, что наши враги захватили оставленный нами вокзал. Я был одним из немногих, знавших, что никто из высшего начальства нами не интересуется – связи у полковника Рубца со штабом округа все еще не было. Поэтому в эти минуты мое настроение было крайне подавлено. Полковник Рубец был также молчалив и угрюм. Под проливным дождем он выбежал из подъезда штаба крепости, сказав мне, что хочет в окружном суде повидать 9-ю и 10-ю роты и узнать, каково настроение стрелков.

Когда полковник Рубец вновь вернулся ко нам, то сказал, что на рассвете он решил атаковать вокзал и он настоит на том, чтоб в его распоряжение была дана хотя бы одна пушка. «Достаточно по вокзалу дать хоть пару выстрелов, чтобы подавить настроение мятежников», – добавил он.

Не помню, в котором приблизительно часу, но вдруг зазвонил телефон из штаба округа. Наконец-то! Подполковник Смирнов вызывал к телефону полковника Рубца. Так как полковник Рубец был среди стрелков 9-й и 10-й рот, то к телефону подошел я. Подполковник Смирнов, исправлявший в это время обязанности начальника штаба округа, хотел лично говорить с полковником Рубцом, но до прихода последнего он сообщил мне, что генерал Розанов крайне недоволен тем, что вокзал нами оставлен, тем более что штабу округа достоверно известно, что в настоящее время вокзал никем не занят. На это я возразил подполковнику Смирнову, что, вероятно, он слышит в телефон перестрелку: это идет перестрелка между нами и мятежниками, держащими передний фасад штаба крепости под ружейным и пулеметным огнем. На это подполковник Смирнов ответил, что в штаб округа только что прибыл ротмистр Х. и так как он всего несколько минут тому назад был на вокзале, то приходится верить ему, что вокзал не занят мятежниками. В это время подошел только что вернувшийся из цепей полковник Рубец, и я передал ему трубку.

Подполковник Смирнов не поверил и полковнику Рубцу, что вокзал занят гайдовцами. Подполковник Смирнов угрожал полковнику Рубцу и мне, что оба мы будем отставлены и командовать нашим отрядом будет вышеупомянутый ротмистр. Далее с полковником Рубцом говорил по телефону генерал Розанов. Он требовал вновь занять вокзал.