Докладываю генералу Молчанову, что приказ полностью исполнен, и прошу указания, что делать с бронепоездом. Ответ: «Назначаю тебя командиром бронепоезда»… Никогда в моей жизни я не командовал бронепоездом, к тому же я пехотинец, а не артиллерийский офицер, но, зная генерала, я не осмелился возразить ему, и мне остался один выход – «Слушаю». Приказано выехать на ст. Урульга в распоряжение начальника боевого участка – начальника Добровольческой бригады генерала Осипова и встать на охрану этого участка совместно с командиром 1-го добровольческого полка полковником Черкесом.
Мы немедленно занялись перекраской бронепоезда, и его прежнее имя было заменено именем «Витязь». В это время шло еще злосчастное перемирие, но оно дало нам время на подготовку. «Витязь» был занят днем и ночью. Днем шла пристрелка различных целей, а ночью мы тихонько уходили ближе к расположению красных частей. Мне повезло, и я достал хорошего, знающего артиллерийского офицера, бывшего командира батареи в Императорской армии, кавалера Георгиевского оружия – капитана Федорова. Он в короткий срок привел артиллерию на бронепоезде в блестящее состояние и два месяца был незаменимым учителем молодых артиллерийских офицеров.
Я держал «Витязь» все время в работе, а сам учился управлять им. Главный секрет в командовании бронепоездом – это беспрерывная и умелая смена позиций, чтобы не дать противнику пристреляться. «Витязь» имел сильную артиллерию: три пушки трехдюймовых японских, одно дальнобойное орудие «кане» на тумбочной морской установке; 4,5-дюймовая мортира и пушка Гочкиса на башне у командира бронепоезда. Кроме того, мы имели десять пулеметов «максим» и восемь пулеметов «кольт». Команда бронепоезда состояла из 100 офицеров и 35 солдат. Часть команды обслуживала орудия, часть – пулеметы, и часть исполняла инженерные работы.
В один из дней нашей практики в артиллерийской стрельбе по закрытым целям снаряд из «кане» пошел «гулять» и угодил в поселок, где стоял конный полк красных. Убито несколько красноармейцев и шесть лошадей. Боже! Что тут началось… Приехала специальная комиссия из Читы с представителем от Дальневосточного правительства. Начались расследования, дознания и т. д. Хотели предать суду начальника орудия штабс-капитана Артомашева. Я, конечно, стоял за него и доказывал, что пушки старые и расстрелянные и что начальник орудия тут ни при чем. Хотя в глубине души я не особенно верил начальнику орудия, а также сам себе со своими доказательствами. Что особенно меня удивило, это что начальник боевого участка генерал Осипов[69]
вместо того, чтобы дать голос за своего офицера, почему-то старался всеми силами утопить его. С этого дня наши отношения с ним стали строго официальными.С офицерами же 1-го Добровольческого полка[70]
у нас были самые дружеские отношения, а с полковником Черкесом[71]мы стали большими друзьями. Мы на бронепоезде «Витязь» жили, конечно, лучше, чем офицеры пехотного полка, и это нас очень стесняло, так как мы не так давно были в таком же положении, как и они. Поэтому они были ежедневными гостями на «Витязе». Мы доставали водку из Маньчжурии по железнодорожному пути и охотно делились с ними водкой, продуктами и т. д. Все это делалось как бы в одной офицерской семье.Время шло, а слухи все упорнее и упорнее говорили, что красные готовы перейти в наступление. На нашем участке было все спокойно, за исключением донесения из заставы, что в тылу у красных идет какое-то передвижение, слышен как будто шум от движения орудий. Эти донесения я проверил лично и донес генералу О., на что получил ответ: «Прошу вас не беспокоиться, господин полковник. Предоставьте этим заниматься нам. Перемирие остается в силе». На этот грубый и неуместный ответ я решил не отвечать и поделился только с полковником Черкесом. Он вспыхнул, как порох: «Ну, это уж предел грубости генерала О., и я сейчас же переговорю с ним!» Я еле упросил его оставить это без последствий, доказывая ему, что скоро перейду в распоряжение генерала Молчанова, так как бронепоезд «Витязь» принадлежит 3-му корпусу.
В одну из темных ночей (забайкальские ночи – это что-то особенное, в 10 шагах ничего не увидишь) дозор задержал какого-то типа, который уверял, что он офицер 1-го Добровольческого полка. Его привели ко мне. Вижу по глазам – что-то с ним неладное. Звоню полковнику Черкесу, который говорит, что такого офицера у него нет. Значит – красный разведчик. В это время входит офицер из дозора и показывает телефонную катушку, которую он случайно нашел на месте ареста. Все ясно. Приходит полковник Черкес, которому я и передаю пойманного типа. Полковник Черкес заставил его признаться, что он красный артиллерист, что их было трое и они вели провод к железнодорожному цейхгаузу. Он попался, а двое скрылись в темноте ночи. Красный артиллерист дал важное показание, что завтра утром начнется наступление, что собрано много пехоты и артиллерии, из Иркутска подошел бронепоезд «Товарищ Блюхер».