Совершенно неожиданно армия враждебно разделилась на два лагеря: семеновцев и каппелевцев. Дошло дело до того, что происходили даже столкновения. Провокаторство было ясно, и все же эта враждебность охватила даже некоторых начальников отдельных частей. Я боролся всеми мерами, чтобы моя рота не попала также под это влияние. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не начались жестокие бои по всему Забайкалью. Боже, как мне было обидно и досадно, что многие не поняли или не хотели понять, что все это дело рук большевиков. Ведь мы остались единственной армией Белых Патриотов на родной русской земле, и вдруг какая-то глупо-провокаторская враждебность. Не один я тогда, а тысячи нас вспомнили нашего Белого Вождя генерала Каппеля. Если бы он был жив, этого никогда бы не случилось!
Моя рота спешно погрузилась в эшелон и двинулась к городу Сретенску, расположенному на реке Шилке. Выбросив из него банду красных партизан, мы совместно с Волжской бригадой стали в нем гарнизоном. Дивный городок, утопающий в зелени, окруженный дикими горами, покрытыми ковром из фиалок.
В скором времени к нам прибыл и штаб нашего корпуса, с его командиром генералом Молчановым и начальником штаба Генерального штаба генералом Барышниковым[64]
. Остальные части корпуса заняли исходные плацдармы, готовые перейти в наступление. Мы ожидали крупного масштаба боевых операций по очистке Забайкалья от партизан и их очагов.Моя рота часто выходила в походы с целью разведки. Я нарывался на партизан, гонялся за ними безрезультатно и снова возвращался в Сретенск. В одном из таких боев я обходил нашу позицию. Бой уже закончился, и, как обыкновенно, партизаны удрали. Был дивный летний день. Поравнявшись с расположением 2-го взвода, я встретил командира взвода капитана Арсеньева. Стоим, разговариваем и курим. Неожиданно послышалось в воздухе какое-то приближающееся к нам журчание. Удар или, вернее, шлепок во что-то мягкое. Капитан Арсеньев, схватившись руками за живот, со стоном повалился на землю. Бросились к нему, расстегнули платье и обнаружили пулевую рану в живот. Пуля была на излете, а потому рана получилась рваная и тяжелая. Бедный Белый герой! Храбрец, дивный офицер, прошедший с боями с берегов Волги до Забайкалья в строю, с винтовкой в руках, и погиб от какой-то шальной пули, пущенной в воздух. Вот трагедия! Он умер в страшных мучениях на руках сестры милосердия.
Армия перешла в наступление. Операция проходила успешно. Сбивая всюду красных, мы быстро гнали их и в результате окружили. Еще бы небольшое напряжение, и мы очистили бы все Забайкалье от красной нечисти. Но… у нас всегда случалось что-то… Так случилось и теперь. Барон Унгерн со своим корпусом, не предупредив нас, оставил фронт и ушел к себе в Даурию. Вся наша четырехдневная операция пошла насмарку. Конечно, мы противника сильно потрепали, но ликвидировать его нам не удалось, и товарищ Шевченко со своим 10-ты-сячным отрядом вышел из нашего окружения. Кроме того, он отрезал Волжскую бригаду от главных сил. Днем мы отбивались от наступающего со всех сторон противника, а ночью осторожно обходили его, стараясь выйти к реке Шилке. В течение 10 дней мы были фактически потерянными и нас уже начали считать погибшими. Наконец, нам удалось выбраться из окружения и войти в связь с нашей группой, которая выслала нам на помощь конную бригаду, с которой мы и отошли к нашим главным силам.
Наш поход был закончен, но по всему Забайкалью продолжались жестокие бои. Положение нашей Белой армии было не из приятных. Японская армия под ультимативным требованием союзников должна была начать эвакуацию своих частей. Еще раз, перед уходом, она нанесла сокрушающий удар по красным, еще раз спасла Читу от захвата ее большевиками. Но это было уже последним жестом самураев. Они грузились и уходили в Приморскую область, в порт Владивосток. Армия с лихорадочной быстротой перегруппировывалась, готовясь, может быть, к последним боям. Наш 3-й корпус шел на ст. Борзя.
Во время похода я получил неприятный для меня приказ. Командир корпуса приказал мне отправиться эшелоном на ст. Карымская и немедленно разоружить и арестовать весь состав бронепоезда «Повелитель» за мародерство и неподчинение приказу командующего армией. Секретно сообщалось, что есть предположение, что командир бронепоезда капитан Масалов работает для большевиков, и чтобы я принял все меры предосторожности. После ареста я должен сдать всех офицеров командиру 2-го корпуса генералу Смолину для предания военно-полевому суду. Этот эпизод был описан подробно в прошлом на страницах «Первопоходника».