«Читая в книгах и слыша, — вспоминал он впоследствии, — что святой Григорий Богослов и святой Иоанн Златоуст долгое время избегали рукоположения во священника, я боялся подниматься на столь высокую ступень, через что многие недостойные подпали осуждению. Поэтому я не хотел принимать рукоположения. Но осенью 1944 года, когда я на повозке, запряженной волами, ехал на виноградные поля монастыря в Ра́кова-Буху́шь, мне навстречу вышла из одного села плачущая старушка. В руках она держала Служебник, епитрахиль, напрестольный крест и священнический жезл. Она протянула мне их со словами:
— Отче, эти вещи остались у меня от одного старого священника, который умер. Я отдаю их вашему преподобию, может, они вам пригодятся!
Я принес их в монастырь. Это событие так сильно тронуло меня, что я понял его как знамение от Бога на принятие Таинства Священства и настоятельского послушания».
Иеродиакон Макарий Тэнасе
Первое всенощное бдение
В 1944 же году, на святого Димитрия, приехали на телегах несколько семей из Рэдэшень и привезли продуктов для монастыря. Это было вечером с 26-го на 27 октября. Часов в 9 мы все — монахи, братия и богомольцы — были в церкви, на литии. Вдруг слышим какой-то шум, и затем дверь вылетает из петель. И мы видим, в церковь входит офицер в фуражке с пистолетом в руках. Он подал нам знак соблюдать тишину и стал говорить. Это был Милица Балта, известный бандит. Его преследовали жандармы, и потому он пришел заказать богослужение для избавления его от смерти. Он подошел к иконе Матери Божией, опустился на одно колено, швырнул пистолет на пол, приложился к иконе, затем вынул несколько монет из кармана и бросил их в ящик для пожертвований, говоря, что заплатил, чтобы услышать что-нибудь красивое. После этого он ушел в настоятельские покои с отцами Клеопой и Иоилем, для его чествования.
Когда они ушли, мы продолжили бдение, но если кто-нибудь пытался выйти, то не мог, потому что двум бандитам, пришедшим с Балтой, было дано поручение следить, чтобы никто не выходил из церкви. После окончания богослужения мы хотели разойтись по келиям, но не тут-то было. Балта пришел, снова поклонился перед иконой таким же образом, на одно колено, оставил деньги и сказал, чтобы мы молились за него. Затем бандиты обшарили все келии, а в комнате, где остановились миряне, нашли плетеную бутыль со сливовкой и выпили ее. Опьянев, их главарь захотел всех нас расстрелять, но некоторые из шайки воспротивились, и таким образом мы остались в живых. К утру они ушли в направлении к Сихле[40]
, ругаясь друг с другом.Терпение, Тэнасе!
«Однажды пришел ко мне келарь монастыря, — вспоминал старец Клеопа. — Я называл его Тэнасе, поскольку он поступил в монастырь молодым и такова была его фамилия. Вижу, он очень взволнован, и спрашиваю его:
— Что такое, Тэнасе? Что случилось?
Он бросает ключи на стол и говорит мне:
— Вот ключи! Я больше не буду келарем. Брат X. (он назвал его по имени) пришел ко мне, отпихнул меня, забрал ключи и взял что хотел из кладовой. Я больше не буду келарем!
А на столе моем была разложена газета вместо скатерти. И я вижу на ней фотографию комика Константина Тэнасе и заголовок крупными буквами: “Терпение, Тэнасе!” Тогда я говорю моему Тэнасе:
— Ну хорошо, Тэнасе, но только подойти сюда и прочти, что тут написано. Видишь? Ну-ка прочти вслух, чтобы и я услышал.
Когда он прочел: “Терпение, Тэнасе!”, то рассмеялся и забрал ключи обратно».
Иеродиакон Макарий Тэнасе
Церковь в огне
Зимой 1944–1945 года загорелась церковь. Она вспыхнула изнутри, загорелось окно, ближнее к печи, где проходил дымоход (так строили в прежние времена: когда стены подводили до уровня окон, клали дубовые балки, скрепляли их гвоздями, затем стены возводили до уровня стрехи и снова клали ряд балок).
Мы выставили горящую раму, потушили пламя, заделали оконный проем и замазали его раствором.
Через пару дней видим — снова идет дым, на этот раз через щелочку в стене, что возле самого иконостаса. Мы раздолбили в этом месте стену, и оказалось, что балка, проходившая там, вся обуглилась. Мы быстро заделали эту дыру и с волнением стали ждать, где же в следующий раз вспыхнет огонь.
В то время отец Клеопа служил сорок дней подряд, как новорукоположенный священник. Он не прервал служения, и в ту зиму больше не загоралась печь. Мы, братия, по очереди дежурили на чердаке с ведрами воды, чтобы в случае, если огонь загорится на кровле, быстро потушить его. Но этого не пришлось делать, огонь потух сам по себе.