Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Маленькая свита Братищева пересекла границу в июле 1757 года и прибыла в Пекин 26 сентября. В Пекине его ждал любезный прием. Ему предоставили продовольствие, деньги на мелкие расходы и иногда даже баловали фруктами. Но китайские министры упорно стояли на своем, несмотря на заступничество архимандрита Юматова. Императора Цяньлуна глубоко смутил отказ российских властей оперативно вернуть на родину джунгар, бежавших на территорию Сибири. И Братищев доложил в Сенат о том, что, когда император узнал о малочисленности русского военного контингента в Сибири, он приказал отправить на границу крупное соединение за беглецами и вернуть их домой, в том числе силой, если до того дойдет дело. Относительно отправки китайского посольства в Москву мандарины не проявили ни малейшего интереса. Если бы русские власти прислали на границу какого-нибудь известного человека и облекли его полномочиями на ведение переговоров, из Пекина обязательно делегировали бы чиновника для обсуждения пограничных споров. Ничего большего сверх этого делать не пожелали. Просьбу о разрешении плавания по Амуру в Пекине даже не захотели обсуждать; китайское отношение к такому делу лучше всего выражено словами императорского указа советнику по военным делам (цзюныни дацяну) и остальным мандаринам: «Русский курьер прибыл в Лифаньюань с документом из Сената, в котором говорится, что на северо-восточной границе их страны народ оказался в бедственном положении и голодает и что в настоящее время строятся лодки для доставки провизии по восточному маршруту: Нерчинский уезд, река Ингода (приток Шилки), Аргунь и Амур. Московиты требуют [разрешения для] беспрепятственного плавания по упомянутым рекам. В одиннадцати статьях, прежде согласованных и утвержденных с московитами [в Кяхтинском договоре], [никакого упоминания не содержится о] пересечении границ и отправке людей для перевозки предметов. [На этом основании] в Лифаньюань направлено распоряжение московитам отказать и их просьбу отвергнуть! Но иноземные варвары ничего не понимают в [китайских] традициях. Как видно, они полагают, будто представлением некоего документа в Лифаньюань все дело заканчивается, то есть, не дожидаясь документа в ответ, подойдут к часовым на границе с просьбой дать им пройти. Таким образом, приказываю следующее: генералу (цзянцзюню) Чзоледо незамедлительно поручить чиновникам погранично-патрульной службы объяснить им [московитам] фразу „Даже притом что ваши высокопоставленные сенатские отправили некий документ в Лифаньюань, мы еще не получили из нашего юаня документа на предоставление разрешения [на ваш проход]. На каком основании мы должны пускать вас на нашу территорию, выслушав только ваши односторонние предложения? Предположим, что мы рассказали вам об отправленном нами документе вашим высокопоставленным сенатским с просьбой разрешить нам проходить на вашу территорию, вы нам поверите?“. Стражникам на границе предписывается особое внимание уделить воспрещению их проникновения на нашу территорию. Всех, кто отказывается их слушать, останавливать любыми способами. Офицерам пограничной патрульной службы докладывать обо всех случаях нарушения границы с применением силы. Цзоледо должен незамедлительно посылать войска для задержания таких нарушителей, и обращаться с ними следует как с дезертирами».

Такой отпор лишил российскую сторону перспективы на приобретение прав в долине Амура до самого конца столетия. И только после заключения Айгунского договора (1858) им все-таки разрешили плавание по этой реке. Когда этот вопрос подняли в Сенате в 1764 году, представитель Коллегии иностранных дел посоветовал не заниматься им, несмотря на очевидную ценность доступа к Амуру, из-за «непреклонности маньчжурского двора». Единственный реальный результат усилий на том направлении выразился в том, что у китайцев углубились уже появившиеся подозрения в постоянно нараставших аппетитах русских властей. В частности, когда их поползновения становились угрозой для родины самих маньчжуров.

Перипетии вокруг личности Амурсаны