Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Дело Амурсаны на этом не закончилось. Вместе с этим отступником границу Сибири пересекли четыре тысячи монгольских юрт, и, опасаясь того, что московиты, несмотря на опровержение Правительствующего сената, будут использовать их для ползучего укрепления своего влияния в Джунгарии, император Цяньлун потребовал выдачи ему Амурсану и его сторонников. Когда маньчжуры получили уведомление о смерти Амурсаны, у них возникли по этому поводу вполне понятные сомнения, и они начали настаивать на предъявлении им тела усопшего предводителя мятежников, чтобы собственными глазами удостовериться в данном факте. Забальзамированный труп Амурсаны отправили в Селенгинск, и там его в марте и апреле 1758 года осмотрели пограничные чиновники. По-прежнему не удовлетворенные вельможи в Пекине позже потребовали возвращения тела. У русских чиновников возникло предположение о том, что маньчжуры хотят выставить голову Амурсаны на шесте у государственной границы в назидание потенциальным мятежникам, чтобы те вовремя отказались от своей затеи. Возня вокруг тела Амурсаны осложняла китайско-российские отношения на протяжении еще некоторого времени. Как будто бы одной интриги было недостаточно, еще одна интрига громкого международного звучания одновременно сыграла свою роль в разрыве вполне дружественных отношений, налаженных в ходе пограничной торговли. В самый разгар вооруженного противостояния (1756–1757) и непосредственно из-за него многие вожди джунгар и прочих монгольских племен пытались найти убежище в России или просили его предоставить. В июльском и сентябрьском 1756 года донесениях сибирского губернатора В.А. Мятлева тот проинформировал Коллегию иностранных дел о больших толпах джунгар, просивших убежища на нескольких российских пограничных постах (Колывань, Бийск и проч.). Первое намерение в этой коллегии состояло в том, чтобы просто приказать В.В. Якоби выразить официальный протест китайским пограничным властям с указанием им на то, что этим беженцам нельзя было позволять приближаться к территории России. В этот момент и появилась самая серьезная угроза маньчжурскому сюзеренитету над Монголией.

Князь хошутов генерал Цзянгунчапуй, командовавший армией, охранявшей маньчжурские транспортные коммуникации в Монголии, а также активно принимавший участие в кампании против Амурсаны, поднял мятеж. Из Пекина тут же обо всем сообщили в Санкт-Петербург и просили вернуть мятежного генерала и его сторонников китайским властям, если они появятся на российской границе. Воодушевленные своим смелым актом неповиновения, несколько влиятельнейших монгольских предводителей, в том числе ханы тушету, чжечженей и даже духовный вождь в Угре хутухта, обратились к В.В. Якоби и устно попросили его направить в Санкт-Петербург их просьбу принять в вассалитет от России. В своем отчете Коллегии иностранных дел В.А. Мятлев рекомендовал принять их в надежде на то, что такому примеру последуют остальные монгольские вожди. Притом что маньчжурские армии в Джунгарии оказались отрезанными от своих пунктов материально-технического снабжения, оставшихся в Западном Китае, у России появляется невиданно мощная позиция для ведения переговоров на своих условиях.

Российскому государству представилась возможность — единственная до середины XIX века — для расширения своего влияния в Монголии и Средней Азии, а также установления своего господства там. Сенаторы не замедлили с использованием ее в своих интересах, но особой решительности не проявили. В.А. Мятлеву предоставили полную свободу на прием монгольских перебежчиков и обещание им защиты с помощью русского оружия. Из-за невозможности расселения 10 тысяч юрт в более или менее близких к государственной границе областях Сибири в силу отсутствия достаточного объема материально-технического снабжения там (продовольствия хронически не хватало), а также в качестве жеста приверженности Кяхтинскому договору никаких попыток по их приему с противоположной стороны границы не предусматривалось. И монгольским вождям нужно было все это сообщить. Монголы, со своей стороны, рассчитывали исключительно на покровительство и поддержку русских властей, предпочитая оставаться в родной среде обитания. Чиновники в Санкт-Петербурге лелеяли большие надежды на эту интригу; в Сенате считали ее прекрасным рычагом для продавливания права на навигацию по Амуру — В.Ф. Братищев тут же отправился из Москвы на Восток. Если вельможи пекинского двора ответят на просьбу русских властей отказом, тогда благодаря возможному переселению монголов в бассейн Амура разрешения маньчжуров практически не понадобится. А если и когда в Пекине выскажут возражения, им нужно будет сказать, что монголы приняли покровительство Русского государства по собственной доброй воле или своевольно.