К началу 1762 года ни одно из застарелых разногласий между Россией и Китаем к удовлетворению обеих сторон уладить не удалось. Китайцы продолжали настаивать на закрытии дела Амурсаны: если плоть его трупа на самом деле разложилась, то оставался еще скелет, а его-то и требовали в Пекине. Претензии по поводу угона скота нарастали как снежный ком, и настал момент, когда ни одна из сторон уже не могла даже верить в слова другой, тем более отпала возможность убедить противоположную сторону в своей правоте. Даже притом что решением Сената в сентябре 1761 года санкционировался перевод пункта сбора таможенной пошлины из Кяхты в какое-нибудь место в глубине территории России, о чем докладывал М.Ф. Соймонов, в интересах удаления источника опасности для торговли, китайцы на протяжении всего следующего года настаивали на своем требовании, состоявшем в том, чтобы освободить от поборов все товары, предназначенные для обмена в Кяхте и Маймачене. Из Сената поступило указание на тот случай, если китайцев все-таки не устроит перенос таможенной службы в Троицкосавск, довести до их сведения, что никакие сборы с продаж и обмена русскими и китайскими товарами не причитаются. Пошлину платят только русские купцы. Такой аргумент выглядел в лучшем случае лукавым, но якобы должен оказаться убедительным для китайцев в том случае, если они не заметят фактическую обираловку прямо в приграничной зоне. И конечно же китайские купцы не платили таможенных пошлин на товары, которые они привозили или увозили. Китайский дзаргучей к тому же по-прежнему выражал свою озабоченность по поводу неискоренимого мелкого угона скота и грабежей, от которых страдали жители по обе стороны границы, а также по поводу провала переговоров о расследовании такого рода преступлений и наказании виновных. Китайцы к тому же одновременно начали возражать по поводу частоколов, возведенных русскими властями вдоль границы, чтобы коровы и лошади не могли перемещаться на сопредельную территорию.
Львиную долю всех этих недоразумений обсуждали во время встречи В.В. Якоби с дзаргучеем в мае и июне 1762 года. Никакого сближения позиций у этих двух сановников не случилось, и по этому поводу В.В. Якоби отправил в Санкт-Петербург соответствующий рапорт. Весьма оперативно из Лифаньюаня в Сенат поступила резкая дипломатическая нота с жалобами на отсутствие между сторонами согласия и с требованием практических действий в ответ на китайские замечания.
В конечном счете ради того, чтобы не допустить ухудшения отношений с китайцами, сохранить свободную торговлю на границе и предотвратить вооруженный конфликт, новая императрица России Екатерина II объявила в Коллегии иностранных дел 28 августа 1762 года о своем намерении направить в Китай посольство. Послом намечалось назначить ее придворного камергера графа Ивана Григорьевича Чернышева, и его собирались удостоить чести отвезти к престолу Срединного царства известие о восшествии к верховной власти в России Екатерины II. Для подготовки приема в Пекине ее посольства царица назначила капитана Ивана Ивановича Кропотова, уже избранного ее покойным мужем для выполнения подобной миссии, когда он сам занял российский престол. По большому счету Кропотову поручалось выразить готовность российских властей на налаживание доброжелательной переписки с Лифаньюанем и сформулировать такую готовность словами и намеками более мягкими по тону, чем тот, в котором шел обмен мнениями между дворами последнее время. В частности, ему поручалось добиться разрешения на отправку в Пекин частного торгового обоза, а также выяснить как можно тщательнее без каких-либо формальных запросов или заявок настроения при китайском дворе по поводу обмена послами. Указания в Москве он получил в конце августа 1762 года, а до Селенгинска добрался только 22 февраля следующего года. Ему потребовалось время на то, чтобы доставить орден Святого Александра губернатору М.Ф. Соймонову в Тобольск, а также ордена Святой Анны вице-губернатору Иркутска И. Вульфу и коменданту В.В. Якоби в Селенгинск. На границе к его малочисленной свите присоединились лекарь Елачич и студент Московского университета Петр Якимов. С собой он вез небольшой запас казенной пушнины, предназначенной не на продажу, а в качестве дара на содержание русской духовной миссии в Пекине.
Миссия И.И. Кропотова не удалась. В Лифаньюане осудили русский Сенат за грубость, допущенную в дипломатической переписке в прошлом, и пригрозили в случае продолжения прежней грубости остановить всю торговлю в Кяхте и запретить въезд на китайскую территорию любых российских курьеров. В Лифаньюане снова подняли вопрос о неправомерности сбора таможенных пошлин в Кяхте, и китайцы пообещали покончить с пограничной торговлей, если взимание пошлин там не прекратится. Путешествие Кропотова не произвело позитивного влияния на китайско-российские отношения.