Нет никаких данных, позволяющих предположить, что в доиндустриальных обществах содержались какие-то зародыши существенного мирного выравнивания. Но можем ли мы утверждать, что насильственные потрясения, разрушившие установленные иерархии власти, дохода и богатства, были случайными, внешними событиями? Что, если они – в значительной мере порождение напряжений, возникающих в результате высокого неравенства? Возможно, что те самые элитарные политические тенденции, ориентированные на усиление власти отдельных лиц и сделавшие ранние общества настолько неравными, и ускорили последующий крах этих обществ. Это должно быть особенно верным в отношении крупных имперских образований, которые не только сталкивались с внешними угрозами и противостояли им, но и были вынуждены бороться с внутренними выступлениями местных элит, стремящихся урвать свою часть власти и приватизировать присвоение излишков, тем самым лишая правителей средств объединения таких неоднородных государств. Во второй главе я уже описывал подобные тенденции в истории Китая и Рима. Но недостаточно просто представить себе гомеостатическое взаимодействие, при котором, выражаясь словами Бранко Милановича,
усиливающееся неравенство и в самом деле приводит в действие силы, часто деструктивного характера, которые в конечном итоге и снижают его, но в процессе разрушают и губят многое другое, включая миллионы человеческих жизней и огромный объем богатства. Очень высокое неравенство в какой-то момент лишается возможности поддерживать свое существование, но само по себе оно не уменьшается; оно, скорее, генерирует процессы, такие как войны, социальные протесты и революции, которые уменьшают его[532].
Употребленное как бы между прочим выражение «в конечном итоге» выявляет серьезную слабость такой концепции: если высокое неравенство является базовым состоянием человеческой цивилизации, становится слишком легко вообразить себе связь между этим состоянием и почти любым когда-либо происходившим насильственным потрясением – и труднее объяснить отсутствие схожих, кажущихся точно такими же вероятными потрясений, которые не произошли.
Наиболее перспективная попытка теоретизировать и эндогенизировать (объяснить внутренними причинами) распад государства и его выравнивающие последствия была предпринята популяционным экологом, ставшим историком, – Петром Турчиным. Его синтетическая теория вековых циклов описывает идеально-типичную последовательность процессов, подтачивающих и восстанавливающих макрокосмические структуры внутри грубо предсказуемого временного каркаса. Рост популяции оказывает давление на несущую способность и обесценивает цену на труд относительно цены на землю – процесс, обогащающий элиту и повышающий неравенство, что, в свою очередь, ведет к увеличению внутренней конкуренции между представителями элиты и в конечном счете к распаду государства. Этот кризис влияет на динамику популяции тем, что сокращает популяционное давление, создает больше опасностей для высших классов и благоприятствует формированию новой военной элиты, перестраивающей государственные институты. Исторические исследования, призванные проверить эти теоретические построения, демонстрируют крайнюю значимость поведения элиты и конкуренции, превышающую даже важность демографических и фискальных факторов[533].