Великое княжество Литовское и белорусский национальный миф

Существуют разные попытки решить эту проблему. Иногда предки белорусов объявляются балтами, что помогает создать преемственность с летописными литовцами, носящими условно балтские имена. Путём к «белорусизации» средневекового государства является и упор на более «белорусских» моментах истории ВКЛ. Православие Войшелка, который у Ермоловича объявлен создателем державы, и поддержка этого князя новогородскими и пинскими феодалами в установлении его власти. Принятие литовскими феодалами христианской веры и славянских имён, при восшествии на удельные престолы славянских земель. Отсутствие достоверных сведений о массовом притеснении, на основании этнической розни, предков белорусов предками литовцев. Развитие культуры на землях предков белорусов, давшее целую плеяду заметных деятелей, во главе с первопечатником Скориной. Высокий статус так называемого старобеларуского языка, являвшегося государственным (в литовской историографии канцелярским) языком ВКЛ (даже учёные отрицающие его белорусскость не смогут поспорить с тем, что он намного ближе к современному белорусскому, чем к современному литовскому). Происхождение крупнейших феодалов ВКЛ, к примеру, Сапег, с белорусских земель и т. д.

Следствием собственно литвинизма является, во многих случаях, укрепление национального белорусского патриотизма, пусть даже некоторые литвинисты, в несколько парадоксальном ключе, не приемлют название Беларусь.

Литвинизм — явление, обусловленное, как было сказано выше, становлением белорусского национального сознания.

Отдельно следует отметить закрепление негативного образа литвинистов в шовинистической, одиозной пропаганде. Не приходиться сомневаться, что образ «литвинских фашистов» может быть использован в полномасштабной информационной войне.

О взгляде современных литовцев на белорусские исторические концепции

Для современных литовских историков белорусские коллеги нередко являются непосредственными конкурентами в борьбе за наследие ВКЛ. Естественно, это предопределяет критическое отношения к пробелорусским концепциям ВКЛ.

При этом, не стоит, разумеется, думать, что исторические фантазии, проникнутые самым наивным романтическим флёром, являются уделом лишь белорусских любителей истории.

Кое-что об этом уже было сказано ранее, например, когда автор рассматривал публикацию литовского историка Артураса Дубониса.

Разнообразных сказок, как можно видеть, хватает и с литовской стороны границы, причём озвучивают их, в некоторых случаях, вполне компетентные историки.

Литовский исторический миф имеет свои слабые места, а определённые национальные комплексы, провоцирующие маргинальное творчество в рамках так называемой фолк-хистори, никуда не делись и в XXI веке.

Для понимания справедливости подобных утверждений автора, достаточно познакомиться, к примеру, с работами всё ещё молодого и не лишённого, в глазах большинства литвинистов, явственного одиозного имиджа, историка Томаса Баранаускаса. Этот литовский специалист, достаточно убедительно развенчивая мифы романтической белорусской историографии сам не против некоторых перетягиваний одеяла на литовскую сторону, в частности, стараясь локализировать предполагаемую «столицу Миндовга», именуемую Рута (либо, по мнению некоторых исследователей, Ворута) именно на литовской территории.

После справедливых замечаний о недоказанности коронации Миндовга в Новогрудке, ряд литовских исследователей предпринимает попытки «отправить» первого и последнего литовского короля на коронацию в Вильню, которая отсчитывает свой летописный возраст только от периода правления Гедимина, да ещё и «организовать» это эффектное венчание на литовское правление в кафедральном костёле Св. Станислава, где якобы нашли какие-то фрагменты стен XIII столетия.

Малоубедительны и упорные попытки некоторых литовских специалистов отрицать высокий статус так называемого старобелорусского языка, который именуется канцелярским, дабы не называть его государственным (как это зачастую делают белорусские специалисты), хотя любое современное название не отменит факта издания на «канцелярском» языке, а не литовской «калбе», знаменитых Статутов ВКЛ.

Отсутствие известных собственных летописей, освещающих ранний период ВКЛ, к слову, является больным местом всей отрасли, специализирующейся на изучении этой державы, деяния которой показаны взором её противников, в их же исторических документах. Конечно же, скупость источников, в числе прочих факторов, провоцирует создание малообоснованных исторических басен в рамках литовской историографии.

Вместе с тем, повторяемое как мантра, в среде некоторых белорусских любителей истории, утверждение о том, что литовцы только и делают, что самозабвенно доказывают завоевание предками литовцев предков белорусов не вполне соответствует истине, ведь в академических кругах литовского исторического цеха много людей с пониманием относящихся к пробелорусской концепции ВКЛ, говорящей о правах белорусов на наследие этой средневековой державы.