Великое кочевье

"Как мне вести себя? Может, сказать, что Сапог попутал? Исправлюсь, мол, все сделаю, что велите... Нет, сейчас уже не поверят. Это все Копосов распознал. Не лучше ли уйти с собрания, пока не поздно?" - мелькали беспокойные мысли.

Федор Семенович встал.

- Я вам напомню, товарищи, алтайскую сказку про жеребенка и волка: "В один ясный солнечный день жеребенок приотстал от табуна. Видит, на лугу валяется кто-то серый. На зайца не походит. На козленка не походит. Кто там такой? Интересно взглянуть. Жеребенок побежал туда, с каждым шагом все дальше и дальше отходя от табуна. А волк поджидает его. Подошел жеребенок совсем близко. Волк вскочил, прыгнул и вцепился ему зубами в горло..." Повысив голос, Копосов продолжал: - Вот так действовал Утишка. Вы его, этого волка, даже пустили в свой табун. А мы недосмотрели, не помогли сразу разобраться и выгнать вон. Надо сделать это сейчас.

- Правильно, товарищ Копосов!

- Гнать его! - кричали алтайцы, сжимая кулаки.

Утишка поднялся и пошагал в сторону леса. Иногда он останавливался и, не оглядываясь, прислушивался: его никто не преследовал.

Густая тень, отбрасываемая сопкой, быстро передвигалась в долину. Вскоре Утишка оказался за ее чертой и исчез в темноте.

Указав в ту сторону, Копосов предупредил:

- Посматривайте за каждым его шагом. Будьте настороже. Мы вас поддержим. Партия с вами - против кулаков и подкулачников, против баев. Мы не обороняемся, а наступаем, и мы победим.

4

Длинной вереницей двигался обоз. На возах с бревнами, плахами и тесом сидели старые приятели Охлупнева по "Искре". Вихрастый парень, Ваня Черепухин, племянник Евграфа Герасимовича, играл "Подгорную". Сам Евграф Черепухин ехал верхом на гнедом иноходце и говорил своему спутнику:

- Теперь уж насовсем, Миликей... Жалко мне с тобой расставаться - а что поделаешь? Надо.

- Надо, Евграф... В гости будете приезжать, помогать как шефы.

- Об чем разговор! Перед партией слово дали. - Указав черенком плетки на переднюю телегу, Черепухин сообщил: - В подарок вам идет. По решению правления выделили.

- Спасибо.

- Ты приглядись к ней, она еще совсем новенькая, на железном ходу.

- Образчиком будет. Кузница у нас есть, а за кузнеца я сам ответствую.

Подводы разгружались в излучине реки. Там уже были приготовлены камни под углы и мох для пазов. На кладку бревен каждой стены встало по нескольку человек, и еще остались люди, чтобы настилать пол, ставить косяки, навешивать двери и наличники. Черепухин вызвался "сбить" из глины печь.

- Уж я тебе, Ивановна, такую жаркую сколочу, что век будешь поминать меня добрым словом, - сказал он.

Копосов тоже не оставался без дела - то подсыпал глины, то укреплял опечины.

Даже бывалые люди, знающие великую силу слаженной дружной работы, были поражены, с какой быстротой подымался и рос дом Миликея Охлупнева. Солнце едва успело коснуться острой вершины самой высокой горы, а кирпичная труба уже была выведена над крышей, и Черепухин внес в дом охапку стружек.

- Сейчас дым пущу, - пообещал он и предупредил хозяйку: - А дым без горячего не бывает.

Через несколько секунд из трубы повалил дым. Маланья Ивановна, торжественно перешагивая через порог, вошла в дом с кувшином пива в руках.

А на берегу реки уже горели костры. Жарилось мясо куранов. Гости располагались под кедром за длинным столом, сколоченным из досок. Макрида Ивановна и Яманай помогали расставлять тарелки с хлебом и курутом, с мясом и солеными огурцами. Появились чайники с пивом. Байрым, Сенюш, Тохна и еще многие колхозники принесли тажууры с аракой.

Копосова усадили под кедром так, чтобы он был виден всем. Федор Семенович не меньше самого хозяина был рад празднику, - с этого дня Миликей связывал свою судьбу с алтайским колхозом, и за развитие земледелия здесь можно оставаться спокойным. Он сказал:

- Дорогие друзья мои! Первую чарку полагается пить за новоселье. Но я хочу нарушить этот обычай. За новоселье выпьем потом. А сейчас - за дружбу. За хорошую, сердечную дружбу русских и алтайцев! Вот вы сидите за одним столом, как братья. Ваш труд сегодня равен чуду: перевезли и в один день поставили дом!..

Люди поднялись на ноги, ударили в ладоши.

Осушив стаканы, сели на свои места.

Охлупнев не притронулся к своему стакану.

- Не узнаю тебя, Миликей, - рассмеялся Черепухин. - Не похоже на Охлупнева.

- Зарок соблюдаю.

- Молодец, так и держись!

- Вы в моем мужике не сомневайтесь, - вступила в разговор Маланья Ивановна. - Он у меня - кремешок.

- Хвалю! - взмахнул рукой захмелевший Черепухин. - Но за новоселье придется тебе, Ивановна, самой выпить с нами до дна.

- И выпью. Не застращаешь, - ответила хозяйка и пошла чокаться с гостями.

Потом пили за здоровье председателей обоих колхозов, за алтайцев-колхозников, за женщин, за всех тех, кто построил себе избушки.

Взошла луна, посеребрила реку. Потянуло прохладой, и на траве мелким бисером выступила роса.

Гармонист заиграл плясовую. Макрида Ивановна отошла в сторонку, притопнула ногой и так повернулась, что от вихревого движения юбок пошел ветерок.