Великое кочевье

От оглушительного удара грома задрожал аил. Чаных упала на землю. По ее морщинистым щекам потекли слезы.

- Ушел мой ясный сокол, Адар, и унес радость. Не видела я ни одного спокойного денька.

Яманай взглянула на нее и встала; подавила шевельнувшуюся в сердце жалость, толкнув дверь, переступила через порог.

Ребенок задыхался от рева. Мать тяжело поднялась, обвела аил усталым взглядом, потом приоткрыла дверь и посмотрела в темноту.

Гроза все еще сотрясала долину. Огненные бичи с треском полосовали небо и опускались чуть не до самых аилов.

Когда земля осветилась ярким пламенем, Чаных увидела темную сгорбленную фигуру женщины, увлекаемую ветром. Не решаясь зайти ни в один аил, Яманай брела в сторону высокого горного хребта.

4

На следующий день вернулся Ярманка. Он приехал домой на каникулы. Детям покойного брата привез сладких пряников, а с женой даже не поздоровался. На мужской половине жилья он из кольев, жердей и сена устроил себе маленькую лежанку.

Чаных задумалась.

"А не встретился ли он с Яманай на тропе? Может быть, сговорился с ней?.. Потому и отдаляется от меня".

Она надоедливо брюзжала, а он будто не замечал ее. К люльке даже не подошел. Только детей Адара, увивавшихся около него, то жалостливо гладил, то ласково похлопывал по спинам.

В аиле появились книжки, бумага, толстый чурбан, заменявший стол. Не проходило дня, чтобы Ярманку не посещал кто-либо из приятелей. Они часами сидели возле парня, внимательно слушая его. Веселые улыбки их говорили: "Теперь у нас есть человек, который все может прочитать и что захочет, то и напишет!"

- Кончил учиться?

- Ну, еще много! Скоро опять поеду.

Все отмечали, что он возмужал, стал степеннее, лицо его посветлело.

По вечерам Чаных приставала к нему с одним и тем же:

- Опять на свою лежанку? То ли тебе на кровати твердо?

- Вместе спать вредно, - отвечал он и неприязненно отмахивался. Занавеска у тебя очень липкая от грязи и дымом пахнет.

- Первый год со мной жил - не вредно было, а теперь вредно. За молодыми гоняешься.

Он молчал. Чаных начинала плакать и умолкала лишь тогда, когда вмешивался сам Токуш.

- Ты не плачь. Слезы - дурная роса, от них лицо сохнет, как трава от едких капель. - Поворачиваясь к сыну, он грозил трубкой: - Не дури. Адар бабу тебе в наследство оставил, держи ее по-хорошему.

- Теперь свобода. Нельзя чужих баб навязывать. Я учителя спрашивал, дерзко отвечал сын, покидая аил.

Утрами его видели на реке. Он старательно мыл руки и плескал воду на лицо. Молодежь посмеивалась:

- Перестараешься, всю красоту смоешь.

- Хорош, как лягушка... она тоже каждое утро моется.

Он, улыбаясь вместе с ними, рассказывал:

- В школе говорили: "Мыться не будешь - осенью не примем". А учиться мне очень хочется. Вот и вы будете учиться - все увидите, все узнаете.

Однажды Борлай, как бы невзначай, проговорился младшему брату о своей встрече с Яманай. Ярманка предостерег чуточку изменившимся голосом:

- Сапог увидел тебя с Яманай - ухо держи настороже.

- О-о, и у тебя чутье появилось! Это хорошо!

Не удержавшись, парень спросил:

- За кандыком, говоришь, ходила? В нашу сторону?

Лицо его вдруг стало багровым, и он отвернулся от брата.

А через минуту он вышел и, взглянув на хребет, отделявший его от долины Каракола, задумался: "Может быть, она меня искала?.. Нет, едва ли она захочет увидеть меня... На бая променяла".

5

Ярманка Токушев, этот невысокий и круглотелый парень, принадлежал к числу тех молодых сельских людей, которые, хотя и не без боли, не без тоски по полевым просторам, цветистым лугам и волнистому таежному разливу, двинулись за знаниями в большие села и города. Он едва ли не первым из всех учеников вступил в комсомол. Легко одолев начатки грамоты, пристрастился к чтению.

Зима, проведенная в селе, в теплом и светлом доме, заставила его по-иному взглянуть на аил. Нужно было большое усилие воли, чтобы провести в аиле даже короткую летнюю ночь: пыль щекотала в носу, дым выдавливал слезы из глаз. С восходом солнца он уходил из старого жилища Чаных и возвращался только к ужину.

- Вы знаете, почему у меня глаза покраснели? Я не плакал, не горевал... Дым царапает их, словно когтями.

Когда рассказывал о жизни в русском селе, им овладевало такое оживление, что ребятам казалось: сейчас он покатится по лугу, потом вскочит, закружится весело.

- Кам из тебя хороший получился бы, - шутливо заметили однажды.

- Ну-ну! - замахал руками Ярманка. - Не смейтесь. Камы вроде волков. Они - наши враги. Комсомол поможет прогнать их.

Своих приятелей Ярманка уговаривал:

- Слушай! В комсомол пойдешь? Комсомол говорит: надо учиться книжки читать, избушки делать, всем товариществом землю пахать. Записывайтесь!

Он был доволен тем, что такие беседы с ребятами вытесняли из его головы думы о Яманай.

Приехал Чумар. Вступил в товарищество. Ему были так рады, что всем становьем помогли построить аил. Избушку рубить он не стал, надеясь, что товарищество скоро получит землю в Каракольской долине и перекочует туда для оседлой жизни.

Ярманка ни на шаг не отходил от него. Помогал доставать из вьючных сумин буквари, тетради и карандаши.