Великое [не]русское путешествие

Хочу обелиться. Греки — чудесный народ. И древние были чудесные, и средние — чудесные, и новые, по всей видимости. Чудесный народ, гостеприимный (говорят, что скотты, то есть шотландцы, тоже замечательный, гостеприимный кельтский народ).

Греки — чудесный народ! Несмотря на древность, к которой они, греки, исторически непричастны — прекраснодушный, непосредственный, вполне детский, инфантильный, Онассис-Теодоракис-Грек Зорба-через реку.

Евреи, вернее, израильтяне, — тоже чудесный, гостеприимный нацнарод. Несмотря на древность, к которой мы, сходственно, не имеем, похоже, — если наблюдать наше общежитие — никакого исторического, в смысле преемственности, в смысле былой славы и уроков этой боевой славы — никакошенького отношения…

О, мне ли сводить давние, с точки зрения наших с Элладой исторических фамилий, счеты: по оси Афины-Иерусалим — о, мне ли!

О, мне ли пенять за Антиоха, а в ответ получать в глаз за Ф. Александрийского, отвечать за Филона?

О, мне ли!

О, мне ли Пантеону лыко в строку совать — противопоставляя ему нашего Невыразимого Б-га, ибо холост Б-г? и опять просить стыкнуть Демокрита и Иеремию?! О, мне ли!

Нет, не мне.

Я простенько хочу напомнить, что с моей скромной аидише-недемократической точки зрения, любой народ — быдло.

И в первую очередь, не пропуская вперед москалей, зулусов, бурятов, эллинов и просвещенный немецкий народ священной германской нации, собственный народ — быдло. Каждый собственный народ. Мой собственный народ. Ну, так уж и быть, добавлю для исключительности — богоизбранное быдло.

И весь мой лично, персонально мой патриотизм состоит не в подсчете экснострисов[339] в списке олимпийской сборной по го, протяженности еврейских носов в физике твердого тела и проценту аидов в Совете безопасности Российской Федерации, а в том пустом, неловком, дарующем бессонницу обстоятельстве, что вот именно неаппетитность собственного моего народа меня и удручает. А ненецкого народа — нет. Включая призовое гостеприимство, широту и долготу нацдуши, поголовный интеллектуализм и мировопризную жестоковыйность.

И именно состояние современной, увиденной мной Эллады — государства, нации, народа, — причем регионального, соседского демгосударства, социально близкой нации любителей баранины под сиртаки, народа ментально передразнивающего, включая плавное планирование в монреальскую диаспору, родственного народа страны Таханы Мерказит, греческое состояние небольшого, мирного, сытого и веселого народца с двоюродной историей — вот от чего меня корежит, гвиротай ве работай[340]. А отнюдь не от мирных греков, дай им Бог здоровья и процветания и мени хеппи ретернс[341].

Я боюсь, нет, я уверен, что новый Ближний Восток в пересовской, все еще актуальной поцелуйной модели[342], что «интеграция в регион», что шалом, процветание, дружный туризм между народами и прочая лабуда приведут нас, всю нашу малоазиатчину, к такой скамейке для невест, что Греция Европой покажется.

Знаете, как танцуют в огромном дансинге (это чтоб не говорить мое любимое слово «дискотека» — греческое, между прочим, слово), как танцуют на танцах в «Аполлоне»? Сейчас я перескажу вам это дионисийство, сейчас.

В зале «Аполлона» не вальсируют, а дуют теплое пиво, узо и колу с «Метаксой», вправду сказать, не в русскоговорящих количествах. Главное — как греки выражаются, скена. Скена изображает собой на подсвеченной клеенке замок с барашками (суфлаки) и норманнскими почему-то рыцарями активно нордического типа и финского румянца под забралом. Сразу оговорюсь, вдолбите себе в голову: сиртаки — это бузуки, а бузуки — это сиртаки. Вдоль задника выстраиваются в шеренгу знаменитые звезды стиля бузуки. Эта плеяда, чтоб переорать зал, напрягается под «фанеру». Фонограмма железная, без выпендрежа на изыски.

Далее к сцене пробивается компания греческих джентльменов с дамами наперевес, но к рампе поднимаются строго и только парни.

Певцы и певицы бузуки ослепительно приветствуют наших молодцов подъемом усов вверх и гребком незанятой микрофоном рукой — в смысле исполати. После чего капелла, чтобы не затоптали, опасливо отступает орать к заднику.

Мужская молодежь в брючных двойках зря по сцене не болтается, а наоборот: как падут все на одно колено, выбросив с гаком правую руку к двум солистам-петушкам в центре дружеского кружка!

Танец сам описать не берусь. Слабо. Одно скажу, балет начинается как молдовеняска и заканчивается как фрейлехс с жохом. А длится, пока токующей паре не надоест, после чего на круг выдвигается другая бойцовская парочка и подпрыгивает часа полтора.

А что же девушки, наши прелестницы? Что же наши харитоподобные гречанки? О, у них тоже есть ролевая функция! Вот наши Терпсихоры. Они на выделенные (эвоэ, чего жидиться) их кавалерами средства скупают нарасхват у служащих с подносами искусственные цветы и время от времени плавно швыряют их из партера в происходящую на сцене хореографию. И счастливо хохочут наши гамадриады[343], когда попадают. Особый шик для самца — уловить бутон в рот. Конец эпизода.