Великое посольство

— О, смерть не пощадит и других твоих людей!

— … в смерти нескольких моих людей, если господь то допустит. Но за что же гневен шахиншах на твоего господина?

Михмандр зло насупился и отступил на шаг:

— А зачем тебе знать об этом, царский посланец?

— Разве ж я неволю тебя? Не желаешь говорить — и не надобно. — Дьяк повернулся к михмандру спиной и пошел прочь.

Афанасий, переведя слова дьяка, поспешил за ним.

Но михмандр обогнал их и загородил путь:

— Поклянись, царский посланец, что не употребишь во зло…

— Что тебе в моей клятве? — равнодушно сказал дьяк. — Ты в аллаховой вере крещен, а я в православной, христианской. Да и стоит ли такая безделица клятвы? Я-то в простоте думал, что долг платежом красен…

Михмандр помедлил, затем доверительно склонился к толмачу и тихо сказал:

— Шахиншах, солнце вселенной… хотел похитить любимую жену из сераля моего господина…

Дьяк сердито посмотрел на михмандра.

— Скажи ему, Афанасий, не по еловы шишки ехал я за море, а по делам государским!

— Как знаешь… как знаешь… — смущенно забормотал михмандр. — А только клянусь аллахом… — Он помолчал, опустив глаза. — Ладно, я скажу тебе правду, всю правду скажу. Шахиншах прослышал, будто господин мой… замыслил отложиться от персидской державы, заключить союз с турецким султаном…

— Ну, далее, далее…

— Клянусь аллахом, я сказал тебе все, царский посланец!

— Ой ли? — Великий посол покачал головой и погрозил михмандру пальцем. — А сколь верен сей слух, достигший ушей шах-Аббасова величества?

— Это другие ханы из зависти оговорили пред шахиншахом моего господина!

— Что ж, — усмехнулся великий посол, — хвала тебе, если тебе хан дороже твоей головы. Раз так — пусть он и защищает верного своего холопа. А меня, будь добр, от этого уволь! И без тебя не оберешься хлопот…

— Но ты же обещал, царский посланец!

— Да и ты, помнится, обещал всю правду сказать, а заместо правды слушок пересказал. Слухом-то земля полнится…

— Чего же ты хочешь от меня? Я последний раб у моего хана, я сказал тебе все, что слышали мои уши!

— Сам должен знать, чего хочу. А коли ты последний раб у хана своего, так тебе и в ответе за хановы козни не быть. А уж за моих людей на тебе, на приставе, весь ответ! Вот и рассуди свою выгоду.

— Выгоду… — горько пробормотал михмандр и поник головой. — Направо смерть, и налево смерть…

— Твое дело, выбирай.

— А если не умрут твои люди, если обойдет их огненная немочь? Ведь и такое бывает…

— Дай-то господь!

— Дай-то аллах! Нет, я пока ничего не скажу тебе более, царский посланец. Ступай и хорони своего мертвого!

16

Васятку Жижина по чину отпели, поставили могильный крест, переломив надвое молодое придорожное деревцо, да и отправились дальше к городу Лангеруду, за которым кончалось ханство Гилянское. Тимошку великий посол хотел было оставить на постое в одной из деревень. Но Тимошка, как ни слаб был, отказался; его подняли в седло, за спиной его сел челядинец и поддерживал болящего за плечи.

В десяти верстах от того места, где умер Васятка, челядинец, придерживающий Тимошку, склонился к своему соседу и тихо сказал:

— Похоже, кончился Тимошка, сквозь кафтан холод проступает. Оповести десятника…

Когда весть о смерти Тимошки по рядам добежала до нового десятника, Кузьмы Изотова, тот, не спросясь великого посла, приказал:

— Пусть до поры придерживает Тимошку-то…

И поскакал мертвый Тимошка по персидской земле на город Лангеруд.

А огненная немочь стала уже подбираться и к другим посольским людям. У одних еще только начинало ломить тело, бросало то в холод, то в жар, а у других уже лицо покрылось страшной, предсмертной желтизной.

— Ой, Семен, немочь-то, кажись, по людям пошла! — в тревоге шепнул толмач Свиридов великому послу. — Вон того, с краю, будто ветром шатает… И Фоку-причетника… И Егорку-стрельца… И Ивашку… Господи боже ты мой!

— Не вижу, что ль… — сквозь зубы сказал дьяк.

— Дай отдых, того гляди, повалятся… Беда-то какая!

— Нельзя, проволока. Авось стерпят.

— Да где ж стерпеть, ведь смертная немочь…

— Молчи, Афанасий! И я смертен, не ровен час, свалит меня недуг, кто тогда шаху Аббасу государское тайное слово молвит?

Михмандр ехал по левую руку великого посла, охваченный страхом. Смерть подбиралась то к одному, то к другому из посольских людей. А к тому еще царский посол воротит от него лицо, будто от виноватого, и не дарит его ни единым словом. Быть беде, гневен и короток на расправу шах Аббас! А хану гилянскому что: выдаст его на смертную муку, а то и сам, в угоду шахиншаху, заживо сдерет с него, михмандра, шкуру…

— Держись, Фока! — зычно крикнул поп Никифор и, перегнувшись в седле, ухватил за пояс недужливого своего причетника.

Удержался Фока, подхваченный сильной поповой рукой, охнул, выпрямился. А уж круто качнуло причетника Павла. Не удержался Павел, рухнул с седла, грохнулся оземь, но с маху стал, будто вкопанный в землю, его конь.